– Потому что и там, и тут волшебство живет по одним законам. Просто здесь это легче. Но волшебные законы не обойти.

– А зачем вам Матвей Семёнович? – спросила Ева, глядя на Никиту, и тот покосился на отца, а потом, поскольку вопрос вроде как задавался ему, вынужден был ответить:

– На той стороне не должно остаться людей, способных создавать артефакты.

Кощей ничего не добавил, а Еву озарило, что, если даже случится чудо, отца Жарова не отпустят обратно в наш мир. Зато был шанс, что отпустят Матвея Семёновича. И что? Теперь ей решать, кому из них дать шанс вернуться?

– Что тревожит тебя, дитя? – ласковым тоном спросил Кощей.

Глеб явно не хочет возвращаться. Ему, кажется, плевать и на семью, и на мир. Да, он в этом не виноват, но такова плата за то, чтобы остаться нездешкой и сохранить память о своей прошлой жизни. А вот Женькиного дядю еще можно спасти.

Ева зачерпнула каши с большой спелой малиной, перевернула ложку, но малина не упала. Тогда она положила ложку поверх тарелки и посмотрела на Кощея.

– Я не знаю, как поступить, – призналась Ева.

– Ну так расскажи. Возможно, мы можем решить вместе.

От его отеческого тона у Евы защипало в глазах. Она так любила говорить о волшебстве, но в ее мире о нем никто не хотел слышать. О других вещах говорить она не умела, поэтому и была совсем одна, до того как познакомилась с ребятами. Большую часть своей жизни Ева была изгоем. А вот теперь сам Кощей предлагал ей решить что-то вместе. Будто они тоже друзья и заодно. Это был запрещенный прием.

Ева на миг посмотрела на Никиту, но, казалось, завтрак – единственное, что интересует в эту минуту сына Кощея.

– Вы отпустите нас?

– Я буду честен, дитя: я отпущу тебя и твоих друзей, если смогу найти то, что ищу уже много лет.

– Что это?

– Тайник моих братьев. Мне нужно точное место.

Еву обдало жаром от волнения. Первый порыв – рассказать, что она его уже нашла, – остановила мысль, что Кощей преследует свои интересы, а значит, нужно подстраховаться.

– Я видела несколько мест, которые можно было бы считать тайником. Наверное. Но я не уверена, какое из них вам нужно, – осторожно начала она, глядя прямо перед собой.

Вий говорил, что Кощей умеет чуять ложь. Значит, сейчас он ее раскусит. Или нет?

– Я понимаю, дитя, – ласково произнес хозяин замка. – Просто расскажи нам, что ты там видела.

Никита поднял на нее взгляд, и Еве стало стыдно вдвойне. Казалось, они оба видят, как она пытается выкрутиться и что-нибудь утаить. В царстве Вия Ева четко поняла, что она на стороне Кощея, но вот он сказал, что она ему служит, и обида перевесила.

– Я расскажу позже, – неожиданно для самой себя заявила Ева и обмерла от собственного безрассудства.

Глаза сидевшего перед ней Никиты расширились, и он бросил быстрый взгляд на отца. На Кощея Ева посмотреть не решилась.

– Твое право, дитя, – негромко сказал владыка Тридевятого царства. – Только помни: чем дольше вы пробудете здесь, тем сложнее будет обратный путь. Давайте наконец завтракать.

Его тон так быстро менялся от потустороннего к будничному, что у Евы голова шла кругом.

– Спасибо, – выдавила она и принялась запихивать в себя кашу, игнорируя взгляд Никиты.

После завтрака Кощей пожелал ей хорошо провести время и вышел из обеденного зала. Вот так просто. Как будто потерял к ней всякий интерес. Это тоже было обидно.

Никита остался сидеть за столом. После ухода отца он откинулся на спинку своего стула и посмотрел прямо на Еву.

– Царь Кощей – не тот, с кем стоит играть, – медленно произнес он.

– Ты еще добавь «человечек», – огрызнулась Ева, которой и самой было тошно.

– Человечек, – невозмутимо сказал Никита, и она скорчила гримасу в ответ.

– Я не уверена, что могу верить твоему отцу.

На юношу ее признание не произвело особого впечатления. Пожав плечами, он заметил:

– Пытаться что-то утаить от него – дохлый номер.

Слышать фразу «дохлый номер» в обеденном зале замка Кощея было до того неожиданно, что Ева прыснула, и Никита улыбнулся уголком губ, а потом тихо попросил:

– Расскажи, что там было.

И Ева рассказала. Абсолютно все. Даже про Женькиного отца. И про пещеру со статуями.

Никита слушал ее внимательно, время от времени задавая уточняющие вопросы. Например, про Глеба спросил: «А что именно он говорил о шапке?» А когда речь зашла о пещере, попросил подробно описать статуи. Ева старалась изо всех сил, но вдруг оказалось, что из всех экспонатов пещеры она более-менее запомнила только волка, которого зацепила. Да еще почему-то юношу, прикрывшего голову руками, будто от чего-то защищался. Никита кивнул, и она решила перейти к самой сложной части рассказа: к хрустальному гробу. Но поняла, что говорить об этом просто не может, – это было жутко стыдно, – и рассказала о стене с цепями. Эта информация Никиту ожидаемо заинтересовала, и ей пришлось описывать увиденное так подробно, как только возможно. Никита хмурился и выглядел озадаченным, а когда она закончила, спросил:

– Ты сможешь вспомнить путь в эту пещеру?

– Не знаю, – честно ответила Ева. – Я там как будто чувствовала, что мне нужно в ту сторону, и все получилось само собой. Возможно, это Вий меня туда направил.

– Не, – Никита мотнул головой и отбросил упавшую на лоб челку. – Вий, по идее, не может сделать с тобой ничего против твоей воли. Как и любой волшебник, в общем-то. Здесь, скорее всего, сработало твое желание найти то, что от тебя сокрыто. Так работает защита от морока.

– Зачем твой отец наделил меня даром? – спросила Ева, глядя в глаза сыну Кощея.

– Ты опять за свое? – страдальчески вздохнул Никита. – Потому что ты должна была найти эту пещеру.

– Что в ней такого?

– А вот это мы и посмотрим. Есть кое-что, что мой отец ищет. Все эти годы я искал это в РАВ, но так и не нашел. Но меня легко обмануть: на меня действует морок, и всем это известно. Ты – другое дело. Ты бесценный экземпляр, от которого невозможно что-либо скрыть.

Глава 23. Непростой разговор

Носить звание бесценного экземпляра было, конечно, лестно, но Еву раздражало то, что ее используют. Хотелось чувствовать себя особенной самой по себе, а не из-за дара, который вовсе даже не ее. Но грузить своими переживаниями Никиту смысла не было. Вряд ли он был способен понять страдания простых «человечков». Надо же. Гад какой! «Человечек»!

Ева шла за Никитой по коридору к выходу из замка и сердилась. На него и на себя. Хотелось мстительно задавать неудобные вопросы, но она понимала, что это, скорее всего, от усталости и пережитого страха, так что только раздраженно сопела и старалась не отставать, потому что сын Кощея ходил быстро.

– Куда ты меня ведешь? – наконец не выдержала Ева, мечтавшая поскорее вернуться к друзьям.

– В библиотеку, – отозвался Никита, не сбавляя шага.

– Зачем?

– Там ты расскажешь друзьям историю своего бесспорно увлекательного путешествия в подземный мир, – насмешливо ответил он.

– Не было там ничего увлекательного. И я не знаю, что им рассказать, а что нет.

Слова вырвались сами собой, потому что Ева совершенно измучилась в попытках решить, как правильно поступить.

– А в чем проблема? – Никита наконец остановился и повернулся к ней.

У него даже взгляд был участливым. Надо же.

– Я не знаю, говорить ли Женьке про его отца, – нехотя призналась Ева, и Никита прищурился.

– А почему не говорить?

– Да потому что… Пф. Ну как можно быть таким бесчувственным? Ты человек хоть чуть-чуть?

Никита усмехнулся и взъерошил волосы.

– Я – нет. А ты думаешь по-другому? – наконец спросил он, глядя прямо ей в глаза, и было видно, что ответ ему важен.

– Я была уверена, что да, но ты так себя ведешь…

– Как? – Никита развел руками со злой улыбкой.

Ева отметила, что в распахнутом вороте его рубахи не видно шнурка.

– У тебя нет кулона? – вырвалось у нее.

– Нет. Он мне больше не нужен.

– Но ты же как-то прошел в наш