Додон всплеснул руками, Правдорубов начал поглядывать на дверь, Оскар листал фотографии девушек в приложении для знакомств. Генерал почесал лоб, предчувствуя визиты в дом сотрудников правоохранительных органов, которых ему приходилось унижать ради брата-придурка. Эльвира заинтересованно слушала, наклонив голову. Вишенки на диване пребывали в крайней степени возбуждения.

– Ого! А зачем? Это же какой срок дадут!

– Она знала чью-то тайну?

– Может, она была, – Анна снова начала растягивать слова, – тайным миллионером?

– Миллионер, Аня, убирался бы лучше. И не оставлял бы тазик посреди комнаты. Хотя, конечно, есть еще чиновники и золотая молодежь. Технически они тоже миллионеры. Эти могут.

– Все как у Агаты Кристи! Как мы с тобой и хотели! – Аня вооружилась телефоном. – Представь, что ты подозреваемая.

– Я живописный труп!

Жизель откинулась на спинку дивана и закрыла глаза.

– Труп бана-ально. А вот как бы убийца отреагировал?

– Да никак. Отравил бы нашего нудилу. Это публика без сантиментов. Им не до реакций. Ой, Платон Степанович, «нудила» – это я не про вас.

Смородина прервал творческий процесс книгочеек.

– Я знаю, кто убил Тосю. Этот человек сейчас в этой комнате.

– И нас он тоже хочет убить?

– Нет, прекрасные дамы, но только потому, что дотянуться до ваших денег ему будет затруднительно.

Жизель не унималась. Она была одета в длинное женственное платье в цветочек и была похожа на аристократку XIX века, пребывающую на отдыхе.

– А что это у вас за коробочка из-под печенья? Я такое ела в девяностых.

– Вот с этого вопроса и начнем. Жанна, портреты ваших родителей всегда висели в главной зале?

– Нет, это я повесила их туда, когда вернулась из Англии.

– А где они висели раньше?

– Они были свернуты в рулоны. Я их нашла в кладовке.

– А почему вы не замечали их раньше?

– Они были не там, где бытовая химия, моющие средства. А на самом верху, в пыли.

– Именно. В пыли. Если они лежали там пятнадцать лет, холст должен был как минимум пропылиться. Но допустим, что им повезло. Почему вдруг вы полезли наверх? Хотели навести порядок? Вспомните, пожалуйста.

– Расхламление – модная тема. Я помню, Оскар мне какие-то брошюрки приносил. Я что-то выкинула из своей комнаты. А потом он еще ходил со мной, говорил, что энергия не будет циркулировать. О чем еще ты спрашивал? Какая-то отвертка тебе была нужна.

– Как я могу помнить? – ответил Оскар. – Это год назад было.

– Вспомните, как вы первый раз их увидели? Вы сразу поняли, что на них изображено?

– Просто заинтересовалась… Потом аккуратно спустила вниз. Сзади были надписи – имена родителей и под каждым подпись Мылова. Причем подпись больше чем и фамилия, и инициалы клиента.

– Вы сразу узнали отца?

Жанна хихикнула.

– Папа был не красавец. Но это лягушонок какой-то в коробчонке. Лупоглазый.

– Да, что-то восточное в чертах.

Правдорубов скривился так, будто съел тухлый перец.

– Я пойду?

– А смысл? Ваши данные у нас есть. Сидите уж. Жанна, вы смогли бы, глядя на портрет, узнать человека, похожего на вашего отца?

– Не уверена.

– Хорошо. А мать?

– Ее я сразу узнала.

Голос Жанны дрогнул. Сидевшая на диване Аня вздохнула и машинально сделала селфи, чтобы изучить свое лицо в состоянии растроганности. Смородина посмотрел на нее, и она убрала телефон.

– Знаете, что меня обеспокоило при нашей первой встрече? Чрезмерное доверие, с которым вы спросили у незнакомого человека, можно ли убить и забыть. Понимаете, если человек так легко выбалтывает посторонним опасные тайны, это показатель проблемы. Значит, у него нет безопасного пространства, где он мог бы делиться сокровенным. Слишком скорое доверие – это проблема. Кажется, признаешься в слабости, и тебя пожалеют, но на деле, скорее всего, тебя попытаются сожрать. Если и получишь немного любви, то по очень дорогой цене. У людей жестоких, преступных прямо кровь бурлит, когда они такое слышат. Когда я увидел Афанасия Аркадьевича, решил, что дело в нем. Он, конечно, князь эмпатии, ничего не скажешь. Рассказывать такому дяде о своих тревогах или не рассказывать – результат будет один и тот же. Но потом я увидел портреты.

– И вы все это время не говорили, что у вас есть какие-то подозрения? – возмутился генерал. – Я просил вас защитить Жанну. Почему вы не доложили мне про эти мысли?

– Хороший вопрос. Во-первых, сначала это были только смутные ощущения и догадки. Во-вторых, я понимал, что преступник не один. Я надеялся, что один очень важный для этой истории человек жив, и я смогу его спасти. А в-третьих, и в-главных, дело было в Жанне. Преступление гораздо страшнее, чем вы думаете. Тося – это третий труп. Здесь три трупа. Кстати, Додон предотвратил появление еще одного.

Широко распахнутые глаза знаменитого парикмахера стали еще больше. Он явно получил все витамины новизны, которые искал в этом году. И даже больше.

– Увлекательную историю о том, как коварная любовница сбивает тучного мужчину с самоката и занимает место его дочери, я приписал народному творчеству. Но потом меня начали атаковать сплетнями. Намеренно выдавливать из пространства дома. Это странно, люди чаще привечают адвокатов, стоматологов. Вдруг пригодится? Мне улыбались, но за глаза распускали слухи, что я хочу любой ценой получить Жанну в качестве жены, не для себя, так для сына. Потом пропала газета. Два раза. И вот это уже было объективно. Почему пропала газета?

Додон перебил его. Он спросил:

– Жанна, почему вы плачете?

Смородина повернулся к ней и увидел, что она закрыла глаза, и из них текут слезы.

– Довели мою бедную девочку. Жаник, мама не даст тебя в обиду. Платон Степанович, если у вас есть какая-то информация, идите с ней, пожалуйста, в правоохранительные органы. Не надо здесь отыгрываться на нас за то, что вы непривлекательны. Жаник, пойдем я тебе чаю с медом приготовлю. Может, капелек или успокаивающих? Тебе помогало.

– У меня остались еще таблетки. Я выпью? – Она посмотрела на Смородину.

Тот секунду поразмыслил, потом сказал:

– Да. Пожалуй. Это хорошее решение.

Жанна достала из своей сумочки пластмассовую банку, вынула из нее сразу три большие пилюли и проглотила их.

– Так много? – воскликнула Жизель.

Жанна повернулась к ней.

– Они натуральные. Это как фрукт съесть.

Эльвира повернулась к генералу.

– Господи, этот сказочник хочет окончательно свести с ума мою девочку. Афанасий Аркадьевич, скажите ему как хозяин, чтобы он оставил вашу племянницу в покое!

– У меня не было оснований усомниться в уме адвоката. Равно, как убедиться в твоем… Так почему пропала газета? Я это помню.

Он говорил спокойно, ровно, негромко. Однако в тональности слышался прежний генерал,