притворяться. За себя скажу, что это бред, наветы и зависть. Зависть прежде всего.

Эльвира умела стоять за своих.

– А что скажут фотокорреспондентки? Анна, ваше мнение мне особенно интересно. Вы ведь давно знакомы с Оскаром?

– А разве это преступление? Я люблю спортивных. Только это такое табу, что даже сказать нельзя об этом. Мол, мужчина любит глазами, а женщина должна подстраиваться и терпеть, что дают. Разглядывать под колышущимся жиром душу. А женщины точно так же любят глазами, иначе не ходили бы на фильмы с Бредом Питтом. Но эта очевидная мысль такая неудобная, что они и сами себе в этом не признаются. И точно так же у женщин желание в браке может уходить. И не только из-за быта, привычки, а из-за того, что человек себя запустил. Я хорошо зарабатываю. Мне нет нужды ни притворяться, ни отчитываться о своем удовольствии.

– Да, вы хорошо зарабатываете. Но вы сделали вид, что не знакомы с Оскаром, когда мы беседовали у вас в кабинете.

– Я что, должна помнить всех, кого трахала? Ну вы романтик. С чего вдруг?

Они с Жизелью посмотрели друг на друга, а потом, с одинаково округленными глазами, на Смородину. По их мнению, он сказал несусветную глупость, как если бы спросил, зачем крокодилу зубы. Генерал заметно оживился, заерзал в кресле, его брови начали мелко подрагивать, а ноздри раздуваться. Он развернулся в сторону дивана, и, глядя на это, Смородина подумал, что брачный договор в этом доме все-таки понадобится.

– Жанна ведь не выглядит на восемнадцать?

– Нет. Она выглядит, как очень уставшая женщина под тридцать. Кожа молодая, но под ней бежит отравленная кровь.

Жизель подхватила свой бокал.

– За Гумилева, Нюша!

– За Гумилева.

И вишенки чокнулись.

– А вы, Афанасий Аркадьевич, почему молчите?

– Не верю, – выдавил из себя генерал.

Смородина понимающе и одобрительно кивнул.

– Меня удивила интенсивность сплетен о Жанне. Антон, вы, как звезда шоу-бизнеса, должны знать, что иной раз человек чуть ли не с собакой спит ради того, чтобы о нем говорили. И то бывает, что не срабатывает. Люди привередливы, когда у них есть такая возможность. Девушка нигде не бывает. Ни на чье добро не претендует. И при этом о ней так много и так подробно говорят в парикмахерских. Это странно. Одновременно меня удивил маникюр Оскара. Нет, я не против маникюра. Я знаю, что веками мужчины с высоким социальным статусом были нарядны и ухожены, ну вот примерно, как вы. Здесь дело, скорее, в том, что у Оскара его увидеть не ожидаешь. Это не вяжется с его посконным обликом. По сути, – теперь он обратился к генералу, – то же самое я испытал, когда увидел господина Додона без макияжа.

– Какого еще макияжа?

В такие моменты генералу казалось, что Калигула не погиб, а снова и снова вводит своего коня в сенат, чтобы показать остальным сенаторам их ценность. Адвокат обратился к парикмахеру:

– Антон, вы, наверное, единственный в этом доме человек, который еще не понял, что Афанасий Аркадьевич полностью слепой. Он не видел ни ваших работ, ни ваших шоу. Он хвалил ваши стрижки, скажем так, из вежливости, чтобы сделать вам приятное, потому что ему понравились вы сами.

– Как?!

Додон был в шоке. Он повернулся к генералу, тот слегка сник. Смородина обратился к нему:

– Вы видите только пятна при свете дня и в движении. Так? Но вам не хотелось признаваться в этом даже самому себе. Вы ведь были непобедимым, влиятельным. И вот вас предало ваше собственное тело. Понимаю. Поэтому вы делаете вид, что что-то еще видите. Но ориентируетесь вы по голосу и на ощупь. Поэтому сели в кресло и расхаживаетесь, только заперев библиотеку. Едите один. Поэтому вы и запрещаете любые перестановки в доме. Все действительно сохранилось именно таким, каким было. Кроме портретов, но они коляске не мешают.

Додон хлопал глазами.

– Вот даже немного обидно, но сейчас расстраиваться не время. Расстроюсь попозже.

Смородина в это время набирал что-то в телефоне.

– Возможно, Оскар просто развлекал сотрудников парикмахерской невероятными историями. Если ложь была бы запрещена, скучно было бы жить. Другой вопрос, почему он придумал именно это. Моя гипотеза состоит в том, что он специально ходил в парикмахерскую, чтобы сплетничать. Так или иначе, Эльвира права, Жанна – это Жанна Абрамова.

В гостиную вошла Жанна. Только теперь она была похожа не на битую кошечку, а на подростка-гота. И одновременно на тридцатилетнюю женщину, под вдохновение покрасившую волосы в черный цвет. Лицо у нее было бледно-зеленым. Так как вошла она неслышно и неожиданно, воспользовавшись своими ключами, это было похоже на воскрешение из мертвых. Каждый посмотрел на нее по-своему. Мужское крыло – Оскар, Правдорубов и Додон – смотрело оценивающе. Она как будто за один день еще сильнее похудела. Спустилась в Аид, как древнегреческий философ Пифагор. Женское крыло смотрело испуганно. Как если бы на изысканное костюмированное чаепитие в духе XVIII века пришел бомж.

– Жанночка! Где ты была? – воскликнула Эльвира.

Ей ответил Смородина:

– Жанна гостила на моей даче в Переделкино.

Жанна, не говоря ни слова, подошла, погладила дядю по плечу, а потом села в кресло рядом с адвокатом. Эльвира протянула руку и погладила ее по плечу.

– Дай хоть налюбуюсь на тебя. Может, пообедаешь? Ты, кажется, похудела.

Жанна жестом остановила ее.

– Не жужжи.

– Ты бы хоть позвонила, мы волновались.

– Она Абрамова и все решит сама, – сказал свои первые с момента появления племянницы слова Афанасий Аркадьевич. – Все в порядке, Жанна?

– Типа того.

Додон оживился.

– Ну, теперь, когда все выяснилось, я могу и расстроиться. А еще мы можем выпить чай на свежем воздухе. Самое время для дачного чаепития.

– Жанна, приготовь мне чай, – попросил дядя. – Они заваривают невкусный.

Жанна выставила перед собой ладонь, невольно копируя один из жестов генерала. Теперь на Марлона Брандо была похожа она.

– Позже. У нас с адвокатом есть уточняющие вопросы. Платон Степанович?

– Спасибо, Жанна. Да, есть вопросы к собравшимся. Дело в том, что местные органы, которые забирали тело Тоси, уделили мало внимания тому вопросу, как именно токсин попал в ее тело. У этого дома такая слава, что они бы каждого тут закопали с большим человеческим удовольствием и без лишних вопросов. Да, она могла выпить дозу моющего средства. Но где тогда весь его состав? Что ж она, как дипломированный химик, выделила ядовитое вещество и приняла его вместе с едой? Этим делом заинтересовалось московское начальство, – Смородина не стал уточнять, кто подсказал им, где интересоваться, – и открыто уголовное дело об отравлении.