Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Себастьян дважды танцевал с ней, а потом лорд Хоксуэлл отвлек его разговорами. Одрианна отправилась искать еще какое-нибудь знакомое лицо. Неожиданно справа от себя она увидела человека, которого меньше всего ожидала здесь встретить.
Роджер заметил ее в то же мгновение, что и она его. Оба замерли, как две фарфоровые статуэтки на полке.
Роджер совсем не изменился, но все же стал каким-то иным. Поскольку они долго не видели друг друга, Одрианна смогла посмотреть на него другими глазами — так же, как смотрела на бывшего жениха давным-давно, когда он вернулся с войны.
Но тогда она была влюблена и чувствовала восхищение, а теперь перед ней был почти незнакомый человек. Одрианна думала, что ее сердце сожмется от боли и разочарования, но вместо этого поймала себя на мысли, что внимательно рассматривает его во всех подробностях. Правда, спустя несколько мгновений что-то все же шевельнулось в потаенном уголке ее души. Но к этому щемящему чувству тут же прибавилась изрядная доля негодования.
— Одрианна… — Его голубые глаза потеплели — от этого выражения у нее когда-то перехватывало дыхание. — Ты замечательно выглядишь. Мне кажется, ты стала еще красивее.
Он тоже неплохо выглядел, но, в конце концов, всем мужчинам идет военная форма. Ей хотелось, чтобы его густые рыжеватые волосы поредели, но, похоже, этого не произошло.
— Ты давно в Лондоне, Роджер? — спросила она. — Или приехал только на бал?
— В январе наш полк перевели в Брайтон, и я попросил короткий отпуск.
При упоминании Брайтона Одрианна слегка зарделась. Если он сейчас живет там, то ему до мельчайших подробностей известны ее похождения. Должно быть, Роджер уже успел возблагодарить небеса за то, что вовремя с ней расстался.
— С твоей матерью все в порядке? — поинтересовался он.
— Да, все хорошо. Можешь заглянуть к ней. Наше положение в обществе существенно изменилось, как тебе, должно быть, известно. Мама больше не держит против тебя зла. И думаю, она будет рада снова видеть тебя, — сказала Одрианна.
Его улыбка дрогнула, когда она напомнила ему о гневе миссис Келмслей. Роджер подошел поближе:
— А ты, Одрианна? Твое новое положение укротило твой гнев, направленный против меня? Надеюсь, что это так и что мы можем снова быть друзьями…
Зачем? — едва не спросила она его. Впрочем, ответ ей был известен. Она больше не была невестой, отец которой впал в немилость, из-за чего карьера молодого офицера могла пострадать, ведь его вполне могли заподозрить в связях с мистером Келмслеем, если не хуже. Зато теперь она ступила на дорожку, ведущую к ценным связям.
Это опечалило Одрианну. Стало быть, с самого начала интересы Роджера были направлены не на нее. Даже его внимание и предложение руки и сердца не говорили о его любви. Наверняка Роджер решил, что карьера офицера в Совете по боеприпасам и вещевому снабжению — дело стоящее, которым он сможет заняться, когда закончится война, а ее отец поможет ему достичь желаемого.
Внезапно Роджер шагнул еще ближе к ней. Конечно, он еще не прикасался к Одрианне, но до этого было совсем недалеко. Он быстро заговорил тихим голосом:
— Прошу тебя, скажи, что ты хочешь дружбы со мной. Ты так красива сегодня, я даже представить тебя не мог такой красавицей. Я был несчастен с тех самых пор, как ты расторгла нашу помолвку.
Его дерзость поразила ее. Одрианна украдкой огляделась по сторонам, беспокоясь, что кто-то мог его услышать.
— Ничего не могу поделать с твоим несчастьем, если ты и в самом деле чувствуешь себя не совсем счастливым, — проговорила она. — И коли уж ты хочешь восстановить отношения со мной, давай вспомним, что это ты попросил меня порвать с тобой. И это было очень жестоко.
Внезапно она живо вспомнила произошедшее. Она ждала его возвращения с восторгом, чувством облегчения от того, что они вместе, а он заявил ей, что между ними все кончено. А когда они расставались, он держался официально, жестко и совсем не был похож на человека, который когда-то ее любил. Он уже точно просчитал, каким образом опала отца может повлиять на него. И был весьма нетерпелив, когда Одрианна плакала.
— Да, это так, и я не имею права ждать от тебя чего-либо, кроме жестокости в ответ, — отозвался Роджер. — Но у меня не было выбора. Думаю, тебе это известно.
— Да, известно. Я понимаю, что моя вера в то, что ты лучше окружающего меня мира, была ребячеством. — До сих пор она никогда не испытывала к нему чувства ненависти, хоть и пыталась возненавидеть его. В течение нескольких недель она плакала по своим разбитым иллюзиям и безнадежному будущему. При этом она все прекрасно понимала.
Наклонив голову, Роджер тихо произнес:
— Я никогда не переставал любить тебя, Одрианна. Не переставал и сожалеть о собственной трусости. И теперь, увидев тебя здесь сегодня, я вновь оплакиваю свой поступок. Но я хочу… — Он засмеялся сам над собой и затряс головой, словно для того, чтобы остановить головокружение.
— Мне очень жаль, но я ничем не могу тебе помочь, — промолвила Одрианна. — Но если ты просишь только о дружбе — хорошо, я готова. И если мы еще будем встречаться, я не уничтожу тебя. А если моя дружба сможет быть тебе чем-то полезной без моего непосредственного участия, я не скажу о тебе ни слова плохого, если кто-то спросит о тебе.
С этими словами Одрианна пошла прочь от него.
Кто это такой, черт возьми?
Рыжеволосый мужчина подошел к Одрианне ближе, чем допускали правила приличия. Вместе с тем по ней было не сказать, что она разговаривает с незнакомцем.
— Ты слышал хоть слово из того, что я тебе только что говорил, Саммерхейз?
— Да, разумеется… Ты сказал, что Томпсоны наняли следователя. — На таком расстоянии было трудно судить наверняка, но ему показалось, что Одрианна покраснела.
— Это я говорил пять минут назад! А сейчас я толковал о том, что этот парень наводил обо мне справки! Их подозрения становятся слишком уж явными, и я склоняюсь к тому, чтобы предъявить им иск за распространение преступной клеветы.
Себастьян наконец-то прислушался к словам Хоксуэлла. Точнее, только к части его рассказа. Потому что почти все его внимание по-прежнему было поглощено тем, что происходит в противоположном конце зала. Если этот тип немедленно не отойдет от Одрианны, он сейчас направится туда и…
И — что? Себастьян понял, что его охватывает гнев. Снова ревность! Необоснованная и неожиданная. Только теперь она была направлена не на брата-инвалида, который утешал его жену, а на рыжеволосого красавца, с которым она разговаривала. Себастьян сам был большим докой в искусстве обольщения, и опыт подсказывал ему, что незнакомец пытается соблазнить его жену.
— Полагаю, они захотят провести еще одно следствие, — промолвил Хоксуэлл. — Но мне не нравится, когда кто-то ставит под сомнение мои слова или пытается обвинить меня в том, что я причинил ей вред.