несколько десятков тысяч человек прошли две сотни миль пешком – по жаре, с тяжелыми ранцами на плечах! А пушки? А обозы? Всё будет хорошо, не тревожься понапрасну.

Следующее утро они провели счастливо и безмятежно. Стесняться было некого: Магдалена осталась в муслиновом неглиже с длинными широкими рукавами, стянутыми манжетами у запястья, а Уильям – в сорочке и панталонах. Он лег головой ей на колени, она перебирала пальцами его волосы, гладила по щеке…

– Я сейчас подумал о том, как причудлива судьба, – сказал он. – Мы никогда не знаем, что нас ждет, поэтому нельзя заранее предаваться отчаянию. Тогда, в Ла-Корунье… Казалось, что это катастрофа: генерал Мур умирает, французы обстреливают из пушек корабли, на которые уже успели погрузить часть войск, – холод, паника, смятение… Но если бы всё было иначе: если бы мы удержали город, генерал не пострадал, французы отступили – я не поднялся бы на борт «Эндимиона», не встретил бы Бэзила, не познакомился с тобой.

Мягко перехватив руку Магдалены, Уильям прижал ее к своим губам.

– Мне кажется, мы всё равно бы встретились, – ответила она. – Это судьба. Не зря же ты не женился раньше: ты ждал меня. Когда Бэзил привел тебя к нам в Эдинбурге и представил, я сразу поняла: вот он.

Де Ланси рассмеялся.

– Хорошо, что ты не видела меня на «Эндимионе». Грязный, небритый, оборванный, точно бродяга. Мне повезло, что мы с Бэзилом одного роста: ему пришлось одеть меня с ног до головы, а то у меня даже белья не осталось.

– Мне Бэзил рассказывал… Ты всё твердил, что вам назначено транспортное судно под каким-то номером, а вахтенный не знал, где оно находится, и капитан прикрикнул на тебя, чтобы вы поднимались на борт и не морочили им голову.

– Да, мне не хотелось, чтобы они подумали, будто мы нарочно навязываемся на фрегат.

– Это судьба привела тебя туда, милый. – Магдалена вздохнула. – Подумать только! Пока вы с Бэзилом были там и могли погибнуть в любую минуту, я, дурочка, плакала из-за того, что Мэри едет с мамой на бал, а меня не берут, потому что мне только пятнадцать!

– И хорошо, что не взяли! – с шутливой строгостью сказал Уильям. – А то какой-нибудь гусар вскружил бы тебе голову и увез в гарнизонную глушь…

– Меня хотел похитить Роберт. Да-да, представь себе. Он тогда остался со мной и утешал меня, а потом изложил свой план, причем так четко, во всех подробностях: мы проберемся лесом к Билсдину, наймем телегу до Иннервика, обвенчаемся там, потом сядем в дилижанс и уедем в Эдинбург.

Уильям даже сел от удивления.

– Так значит, эти его зароки – на самом деле…?

Магдалена потупилась и слегка порозовела.

– Нет. Я и Роберт… – Она снова подняла глаза на мужа. – Нет, между нами ничего не было. Правда, совсем-совсем ничего! Он говорил тогда так серьезно, что и меня настроил на свой лад. Роберт продумал всё: расписание дилижансов, когда выйти из дома, чтобы везде успеть, где взять денег на дорогу, какими именами назваться. Но его интересовало только это – приключение. А я представила себе: вот мы приехали в Эдинбург и надо жить вместе. Что мы станем делать? Каждый день, с утра до вечера? Я почувствовала какую-то… пустоту. И сказала ему, что не смогу быть его женой. А два года спустя я увидела тебя. Ты подал руку маме, чтобы идти в столовую, а я вдруг вообразила себе, будто я – леди де Ланси. Мэри тогда уже была помолвлена с сэром Генри, а Лиз еще мала. Я даже помню, как я тогда подумала: «Какое счастье будет делать для него тосты за завтраком!»

Уильям снова рассмеялся и поцеловал каждый пальчик на ее руках.

– Тогда я и начала читать газеты – чтобы узнать, когда же кончится война и ты вернешься. Четыре года…

– Леди де Ланси, не прикажете ли вы подать нам чаю?

Это был еще один чудесный день. Полуденную жару они переждали в Парке, но обедать Магдалене предстояло одной: Уильям был приглашен к генералу Алаве, испанскому посланнику при голландском дворе. После того как на испанском троне воссел Фердинанд VII, многие члены кортесов, прежде управлявшие страной от его имени и не признававшие «короля Хосе» (то есть Жозефа Бонапарта), оказались в тюрьме, что вызвало возмущение в Англии. Не миновала эта участь и генерала Алаву, но герцог Веллингтон добился его освобождения и назначения на пост, позволявший уехать из страны. Не пойти к нему было бы просто неприлично, тем более что этот обед, в сугубо мужской компании, больше напоминал военный совет, чем светское развлечение. Магдалена своими руками прикрепила на мужнин мундир все кресты и медали, помогла надеть его и красную ленту ордена Бани. У дверей Уильям обернулся, посмотрел на нее со счастливой улыбкой. Магдалена следила за ним взглядом в окно, пока он не скрылся из виду.

Час спустя в ворота их дома въехал молодой адъютант, вскоре он уже стучал в дверь. Магдалена сказала, что сэра Уильяма нет дома, он в гостях; лейтенант попросил написать ему адрес. Забравшись в седло, он припустил галопом, и это Магдалене не понравилось, хотя она и старалась образумить себя. Но через несколько минут на той же лошади проскакал Уильям; возле их дома он свернул в аллею Парка, которая, как уже знала Магдалена, выходила прямо к зданию штаба. Леди де Ланси больше не отходила от окна. Было светло и всё еще жарко, в Парке – ни души. Ах да, сегодня же бал у герцогини Ричмонд… Топот копыт заставил Магдалену вздрогнуть. Уильям вернулся, спрыгнул с коня, бросив его посреди улицы, вбежал в ворота… Она встречала его в прихожей, сердце колотилось где-то в горле.

– Всё хорошо, не бойся, – сказал он сразу, увидев ее опрокинутое лицо. – Сражение ожидается уже завтра, так что скоро всё закончится. Но ты всё равно уедешь завтра утром в Антверпен; предупреди Эмму и будь готова к шести. Когда войска уйдут, здесь непременно начнется паника; тебе лучше переждать это время в спокойном месте. Я приеду к тебе туда или пошлю за тобой завтра вечером. А теперь… – Он показал ей свернутые в трубку бумаги. – Возможно, мне всю ночь придется писать.