Да, я, можно сказать, малодушно бежала и разговор ещё был далеко не закончен. Но, по сути, мне уже от «Союза истинных христиан» больше ничего и не надо. Я и заглянула сюда только для того, чтобы найти Пивоварова.

Хотя, с другой стороны, резко прерывать с ними слишком уж заметно. Подумают, что специально посещала Дом молитв ради поездки в Америку. Конечно, так оно и есть, но Калинов — город небольшой, а здесь мои дети учатся, слухи всякие пойдут, оно мне надо?

Погода значительно нормализовалась. После вчерашнего атмосферного безумия, сейчас на улице было сухо и хорошо, температура повысилась, солнышко вышло из-за туч и асфальт активно подсыхал. Я шла по улице, вдыхая запахи города: сдобной выпечки, асфальта, деревьев, выхлопов автомобилей, горохового супа из чьего-то окна.

Хорошо-то как!

От всех этих ароматов (от горохового супа, скорее всего), мне жутко захотелось есть. Раз уж выдался свободный денёк и к деду Василию я не успела, пойду приготовлю обед, а потом предприму попытку ещё раз сходить в опеку, хоть что-нибудь разузнать.

Да, я сильно сомневалась, что получится застать сотрудников на местах. Но сходить надо.

Душа у меня была не на месте от волнения за Ричарда и Изабеллу. А деду Василию я позвоню. Вечером, когда он точно дома будет. У соседки есть телефон. Скажу, что на выходные мы все приедем (я очень надеялась, что детей я за это время заберу домой).

Вообще, я считала, что произошла какая-то глупая ошибка, недоразумение.

Вчера мы сильно устали, потом поругались с Анжеликой, сегодня чуть не проспали, и я даже не знала, что из продуктов у меня есть. Мельком видела, что картошка, свекла, морковка — это всё есть (спасибо Любашиному отцу, что привёз из деревни). А вот есть ли масло, молоко, про мясо я уж молчу — я не знала.

Поэтому зашла в продуктовый магазин.

Здесь было темно и пусто. Пахло какой-то не то плесенью, не то чем-то химическим, типа хозяйственным мылом.

На полках сиротливой россыпью лежали консервы с морской капустой, незнакомые баночки с чем-то (написано не по-нашему) и томатная паста в большом лотке на развес.

Капец!

Что-то, чем дальше, тем печальней.

— У вас что, ничего из продуктов нету? — на всякий случай спросила я.

Продавщица, тётка необъятных размеров (вот интересно, как она при таком печальном наборе продуктов так разъелась, неужто на морской капусте?), на мой вопрос поджала губы и обиженно отвернулась.

Я уже выходила из магазина, как прямо в дверях столкнулась с пацаном, лет тринадцати-четырнадцати.

— Тётя Люба! — воскликнул он, — а Дик вас ждёт, ждёт. Вы уже приехали, да?

— Какой ещё Дик? — не поняла я.

— Ну, Ричард ваш, — протянул подросток. — Сокращённо — Дик. Это по-американски.

И тут я вспомнила его веснушчатое лицо — вроде Колька, одноклассник Ричарда. Пару раз он заходил за ним, и они уходили на секцию. Хотя эту дружбу я не очень одобряла, Колька был лодырь и двоечник.

— А где Ричард? — я схватила Кольку за плечи. — Отвечай!

— Больно же! — обиженно попытался вырваться Колька.

— Где Ричард⁈

— Так его в детдом забрали, — ответил Колька, а сеструху его в больницу, там отделение есть для таких, как она.

— А как же школа? — охнула я, ведь детский дом находился на значительном удалении от Калинова, в селе Балобаново.

— Там своя школа есть, — вздохнул Колька, — а вот секцию Дик пропускает зря. Мы скоро на соревнование в областной центр едем. И наш тренер думал, что Дик в победители выйдет и спортивный разряд получит. А из-за пропусков уже всё, его отстранили.

— А ты когда на секцию идёшь? — спросила я.

— Сегодня ходил, но из-за света занятия не было, — грустно поморщился Колька, — завтра снова пойду. Тренер сказал, что если света не будет, то мы в школьном спортзале позанимаемся. Он уже с директрисой договорился. А то темно в нашем подвале.

— Передай тренеру, что Ричард завтра, в крайнем случае — послезавтра, на тренировку придёт. Хорошо?

— Так он и в школу вернётся? — обрадовался Колька, — и на футбол?

— Конечно! — кивнула я, Колька убежал, а я задумалась.

Я не была настолько уверенной. Да и, честно говоря, вообще не верила, что у меня хоть что-то получится: Россия вступала в эпоху беззакония и права сильного.

Но попробовать побороться, я должна!

Да что говорить, я Америку, считай, в дерьмо макнула, а тут с опекой не разберусь⁈

Управу найду!

Преисполненная решительности, я направилась опять в здание роно.

Давешняя старушка всё также сидела и недоумённо таращилась на меня. Мол, чего я от неё хочу?

— Где всё? — строго спросила я.

— На выезде, — недовольным тоном проворчала старушка, — с инспекцией отдалённых школ.

— Меня отдел опеки и попечительства интересует, — уточнила я.

— Они тоже на выезде, — повторила, словно попугай, старушка, ещё более недовольно.

— Неправда, — отрезала я, — по домам сидят.

— На выезде, — опять прошамкала старушка.

— Дайте домашний адрес Александры Викторовны и Людмилы Ильясовны! — потребовала я, жёстким тоном.

— Людочка… Людмила Ильясовна, в декрете, — тон старой карги чуть смягчился. Она в оренбургской области, у свекрови.

— Ну тогда адрес Александры Викторовны давайте! — мой голос зазвенел от сдерживаемых эмоций.

— Не дам! — упёрлась старушка, — не имею права!

— Женщина, миленькая, — принялась уговаривать я, — там ошибочка произошла. Я была в командировке, а моих деток забрали. Я хочу её спросить, почему и куда…

— Раз забрали — значит плохая мать вы, — строго припечатала старушка, — у порядочных родителей детей просто так не отбирают. Их и так в детдоме кормить нечем.

В глазах аж потемнело и кровь в ушах застучала. Не знаю, как и сдержалась, как не прибила подлую старуху.

Я смотрела на неё, на её упрямое, самодовольное лицо, которое лучилось непреклонной решимостью, и в сердцах воскликнула:

— Будьте вы прокляты! Скоро на тот свет, а такой грех на душу берёте!

И вышла из здания.

Да, понимаю, глупо, неэффективно, но сорвалась.

За спиной послышались шаги — старушка выбежала вслед за мной, седые её космы выбились из-под скособоченного оренбургского платка:

— Не проклинай! Не смей!

По её перепуганному лицу было видно, что она суеверная и сильно перепугалась.

— Адрес дайте! — процедила я и добавила дровишек в костёр её страхов, — иначе пойду сейчас в церковь и свечку вам за упокой поставлю! Чёрную! До конца месяца не доживёте! Заживо гнить будете!

Старушка оторопела и мелко-мелко закрестилась.

— Адрес сюда, я сказала! — рявкнула я так, что аж стёкла задрожали. — быстро!

— Сейчас, — вякнула старушка тоненьким голосочком и убежала в помещение.

У меня скользнула мысль,