дознавателя инквизиции он если и смотрел, то взгляд был такой же как... как если бы он смотрел на другого полковника, лорда-миллитанта, на хемо-пса или... или сервитора, моющего полы.

Это Долта немного раздражало, но в то же время именно по этой же причине он был здесь.

– Бугор, так вас прозвали хемо-псы? Вы знаете, что на Савларе значит это слово? – продолжал говорить Долт и в этот раз он задавал вопросы.

– Да, – сухо ответил полковник.

– Можете прояснить, вдруг я что-то забыл или неправильно понял?

– На Савларе это ранг, которым наделяют старшого, лидера банды. За ним его банда, бригада, отряд и просто группа словно за бугром.

– А вы ведь даже не с Савлара, – покачал головой Долт, вставая за спиной полковника и тоже глядя на экран когитатора. – Боюсь у нас осталось не так много времени, полковник. Мы дали врагу слишком много времени и либо мы его уничтожим в следующий месяц, либо... либо станет слишком поздно. Ваш полк пойдёт в первых рядах. Пойдут все.

– На каком участке?

– На всех, полковник. Прямо к сердцу улья.

– Это самоубийство.

– Я знаю. Как и вы знаете для чего создают полки Савлара.

И лицо Бугра не изменилось, как и душа осталась в удивительном спокойствии. Долт был псайкером и довольно чувствительным, он очень хотел заменить психическую активность полковника, но... лишь ледяная тишина, что образовалась за годы покорной и смиренной службы звучала в разуме.

Полковник не стал спорить, ведь знал что смысла в этом просто нет. Зато есть куда больше смысла в том, чтобы спланировать следующую самоубийственную операцию так, дабы потери были меньше. Он собирался сделать всё, что зависит от него самого, а там... там уже будь что будет. Пусть даже Ордо Малеус решит казнить всех свидетелей, но перед Богом-Императором его душа будет чиста.

***

Выстрелы, пламя и крики агоний. Очередной тоннель тонул в активном бою и одним за другим в пекло бросались отряды. Отряды зачастую не выходили из боя, ведь погибали все под чистую. Потери составляли от шестидесяти процентов личного состава, но на самом острие шла рота Циклопа, впереди которой рвался обезумивший Коршун.

Страха смерти во мне уже толком и не было. Кукуха ещё не пришла в себя, из-за таблеток и вовсе порой казалось, что я бессмертен. Снаряд взорвался рядом? Ерунда. Заляпало лицо кишками товарища? Стёр и попёр дальше. И пока все вели позиционные перестрелки, я в очередной раз рванул вперёд, прорываясь к вражеским позициям.

Завернул в технический проход туннеля, где тут же лицом к лицу встретился с сидящими за ящиками бойцами. Они не держали дверь на прицеле, заметили меня почти сразу, но даже не понимали что происходит. Руки их дрожали, на лице был сущий страх, будто бы их загнали сюда силой или же из-за лицезрения чужих смертей они поняли, что скоро умрут сами.

Они не были солдатами, но в руках их было оружие. А я... я даже не стал просить их сдаться. Хотя пленных мы порой и брали, для разных целей. Более того, при зачистках городов проводились и спасательные операции, ведь многие могли быть верными гражданами Империума. Их порой переодевали в военную униформу, выставляли под огонь артиллерии, использовали как приманку и...

Всё это не особо волновало хемо-псов, и вообще не волновало меня. Спокойно я дал очередь в голову крайнего справа, затем также спокойно убил второго, после чего переступил трупы и на ходу начал готовить к броску гранату. Я убивал всех на своём пути, раз за разом обманывая смерть и подсовывая ей чужие души. И это меня успокаивало. Я даже пропускал очередные дозы таблеток, руки мои не дрожали, а гул в голове исчезал.

– Коршун, нас окружили! Надо отходить! – раздался голос Крыса в воксе. – Они пробурились на пятом километре! Циклоп уже уходит в прорыв!

– Мы уже не успеем отступить! Идём в атаку! – уверенно заявил я.

Однако моего настроения никто не разделял и наверное примерно в этот момент командование перешло в руки Вепря, который решил отходить. Это было самым настоящим самоуправством и нарушением приказа командира, но... произошло всё быстро и никто не стал спорить, даже Медведь хоть и был моим другом, но всё прекрасно понимал. Я искал смерти, однако другие за мной к ней идти не собирались.

Но тогда я ещё этого не понимал, как и из-за таблеток я реально думал... думал, что совершаю нечто героическое, крайне важное, что стану мучеником. Уйду в прорыв с отрядом, переверну ход битвы или как минимум выиграю время для перегруппировки союзных сил. Но на деле... на деле раздались выстрелы и я упал на спину.

Всё тело болело, от получения трёх выстрелов в грудь разум слегка прочистился, чувство абсолютного бессмертия словно бы начало ослабевать. Левой рукой я ощупал грудь, лохмотья ещё горели, но панцирь был цел и за ним чувствовалось лишь небольшое тепло. Я выжил, броня спасла.

А вот враг мой в это поверить не смог и подумал, что я сдох. Проходя всё дальше по техническому туннелю, он уже двигался к ящику, за которым должен был быть я, как вдруг резко появился мой ствол и тут раздались выстрелы. Лёгкая отдача карабина ударила несколько раз в левое плечо. Тут же в ответ загремели выстрелы врагов, но они зажимали примерно в мою сторону, многое попадало в ящик, в пол, выстрелы летели за меня.

Я же спокойно и дисциплинированно, полностью готовый сдохнуть, работал очередями. И когда последнее тело упало, то всё вокруг меня было выжжено. Я же всё ещё лежал на спину слегка приподнявшись для стрельбы и продолжал зажимать гашетку, стреляя куда-то в темноту туннеля, на подавление потенциальных врагов.

Шлем мой слегка оплавился, но со своей задачей справился. Лохмотья продолжали гореть, но панцирная броня защищала очень хорошо, воротник спас горло, плечи ещё были раскалены, но тоже выдержали, как и сам панцирь хоть и превратился в лом, приняв на себя кучу попаданий, но спас меня от более чем двенадцати попаданий.

– Сука... – прошипел я, когда до меня дошло, что карабин не стреляет из-за того, что кончился заряд.

Да, такая мелочь не сразу дошла до меня в такой ситуации. Но продолжая держать оружие левой рукой, а уже аккуратно менял батарею правой. Где-то пять секунд целых ушло на это, крайне много. После же я начал расстреливать