– Ни хрена себе!

Игорь пораженно крутил головой. Он-то все в свой артиллеристский восьмикратник от начала до конца видел.

– Ты его из своей дуры почти напополам разорвал! И на таком расстоянии!

– Могем, блин. Не зря же я ее сюда тащил!

Снайпер загорелся испробовать новинку сам и без особых трудов пощипал пулеметный расчет, который метров на сто ближе уполовиненного офицера, решил поменять позицию. М-да…все-таки постоянная практика в стрельбе по удаленным целям дает о себе знать. Я бы так не смог.

– Вот это вещь! А оптика-то какая! Все как на ладони видно. Цейсовская?

Капин, радуясь как ребенок, вопросительно посмотрел на меня.

– Самопальная. Дедок один супербдительный сварганил. А вообще эта хреновина, по задумке, не столько снайперская, сколько антиснайперская. Вражьи снайперы ничего и видеть не будут, а тебе главное его засечь. И хана гансу. Причем можно даже после каждого выстрела позицию не менять. Никому в голову не придет тебя на таком расстоянии выискивать. Только на приклад нужно хоть подушку приладить, что ли, а то лягается больно.

Потом мы постреляли еще немного. Ухлопали унтера, связиста и уполовинили расчет орудия во главе с офицером, которые сначала пытались спрятаться за щиток орудия и даже сразу не поняли, что его наша пуля прошивает влегкую. Мы долбали наугад сквозь щит и, похоже, зацепили еще одного. Когда до оставшихся дошло, что дело швах, они сыпанули от своей пушечки, как тараканы. Нам оставалось только на это смотреть… По шустро движущейся мишени, да на таком расстоянии, никто работать бы не смог.

Так что испытания можно считать прошедшими успешно. Когда я собрал в чехол ПТР, Игорь вдруг стал очень официальным.

– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?

Очень удивившись, спросил у него:

– Тебя что, выстрелами контузило? Или просто с глузду зьихал, как Ничипоренко выражается?

– Товарищ старший лейтенант, Илья, одолжите мне это ружье на время. Вы не волнуйтесь, я за ним следить буду лучше, чем за собственным! У вас же задачи совершенно другие, а я из него противника как белок щелкать буду. Хоть на неделю… Пожалуйста…

У просящего снайпера был такой уморительный вид, что я даже засмеялся.

– Бери. Только прицел береги.

– Да я… Да пуще глаза…

– Ладно, проехали. Потом расскажешь, сколько из него намолотил.

Отдав ружье и чехол с прицелом совершенно счастливому Капину, двинул искать транспорт для дороги обратно. Игорь меня провожал, всю дорогу рассказывая, как он будет ухаживать за оружием. Потом, уже уезжая, видел, как он порысил на позицию, которой мы отвели роль запасной. Видно, не настрелялся еще, хотя и у него, и у меня от этой пальбы на плече был здоровенный синяк.

* * *

А еще через несколько дней Колычев поставил нам интересную задачу.

– В общем так, товарищи. Вам предстоит совершить поиск и взять языка, я подчеркиваю, нужного языка, в глубоком тылу у немцев. Постарайтесь, нам нужен штабной, как минимум, дивизионного уровня. Ну и заодно сами посмотрите, что там и как.

Иван Петрович устало оглядел нашу троицу и добавил:

– Это личная просьба генерала Горбатова. Немцы перегруппировывают войска для удара по Севастополю, а разведка ничего не может выяснить. С нашего направления, возможно, уходят части, а куда они уходят и где будут скапливаться, сказать невозможно. А им на смену, по непроверенным данным вот-вот подойдет 170-я пехотная дивизия немцев. В 44-й армии на проверке этих сведений потеряли уже пять групп разведчиков.

Гусев, удивленно присвистнув, спросил:

– Немцы что, егерей сюда перевели, или у нас в штабах шпион завелся?

– Нет, все проще и хуже. Два разведчика смогли вернуться и рассказали, что, во всяком случае, их – перестреляли местные. Тут до самого Джанкоя татарские поселения. И крымские татары активно сотрудничают с немцами. Не все, конечно, но предателей очень много. Служат проводниками у врага, сдают им наши отряды партизанские, охотятся за окруженцами. Сволочи!

Полковник стукнул кулаком по столу, потом, расстегнув воротник гимнастерки и закурив, более спокойно продолжал:

– Можно было бы вас самолетом подальше завезти, но нет никаких гарантий, что вы и там не напоретесь на этих гадов. Да и местность там все больше степная. Даже уйти некуда будет, если прижмут. Думали к партизанам скинуть, но вчера отряд Борисова не вышел на связь. Похоже, их тоже накрыли.

У меня, пока слушал монолог полковника, появилась идея.

– Иван Петрович, а если мы в немецкой форме пойдем? Гусев по-немецки, как по-русски, болтает, да и я с Пучковым за это время в языке поднатаскались. Вряд ли татары будут в тонкости произношения вникать. Разживемся на той стороне транспортом и, как белые люди, с комфортом дня за два-три все сделаем.

Колычев задумчиво крутил карандаш, молча глядя на карту, а потом решился:

– Хорошо, я дам распоряжение. Форму и оружие вам подберут, а вы готовьтесь. Сегодня в ночь выходите.

Серега, в форме гауптмана, с железным крестом и медалью за французскую кампанию, смотрелся очень импозантно. Лехе досталась унтер-офицерская роба, а я стал рядовым вермахта, на мундире у которого были две нашивки за ранения и ленточка креста боевых заслуг второго класса с мечами. То есть смотрелись солидно и должны были внушать доверие. Во всяком случае, на первый взгляд. Второго взгляда постараемся не допускать, ибо чревато. Полковник, вышедший нас проводить, окинул всех взглядом и, когда уже попрощались, сказал:

– Хоть я в него и не верю, но – с Богом, мужики!

И мы, занырнув в кузов полуторки, покатили к линии фронта.

* * *

– Уй, бля-а-а!

– Леха, что там? Зацепило?

Я не мог оторваться от руля и только потому, что Пучков вскрикнул и пулемет замолчал, понял, что проблем у нас прибавилось. Но через пару секунд MG-34 опять замолотил короткими очередями.

– Нормально, старшой! Руку чуть царапнуло! – проорал Пучков, пытаясь перекричать шум мотора и грохот очередей. Серега, видно, опять потерял сознание, и теперь, оглянувшись, я увидел, что он съехал между сиденьями и его замотанная бинтами голова бьется на кочках о заднюю дверцу. А на рукаве у Лешки, чуть ниже плеча, расплывается красное пятно. Зараза, блин! Похоже, приехали. Что-то надо делать, и быстро.

– Леха, бросай пулемет и быстро за руль! Я сейчас выскочу, а вы быстро дальше валите!

– Товарищ старший лейтенант, вместе уйдем! Не надо оставаться!

– Ты что, бля, рядовой, приказа не понял?! Марш за руль!

Дав по тормозам, выскочил из машины и, пока Пучков занимал мое место, подхватил пулемет и побежал к здоровому валуну возле обочины. Машина, газанув, рванула вперед, а я, плюхнувшись возле камня и поправив ленту, приготовился встречать преследователей. Хорошо еще, что дорога шла, петляя между скал, и мою высадку фрицы не могли увидеть. Минуты через полторы они появились. Впереди цугом неслись три мотоцикла. Выцелив первого, дал короткую очередь, а потом длинно лупанул по остальным. Вот это другое дело! Это не со скачущей машины стрелять! Один байк на всей скорости влепился в скалу, второй, резко вильнув, свалился в глубокий обрыв, что шел за обочиной. А третьему, видно, попало в бензобак, потому что он эффектно рванул и, перевернувшись набок, проехал по инерции еще метров двадцать, где и остался лежать, чадя горящим бензином. Остальные поклонники быстрой езды, шустро сообразив, в чем дело, спешились за поворотом и принялись густо поливать мой валун пулями. Ну, это надолго. Если сейчас не подстрелят, то я до приезда отставшего БТРа их тут удержу. А там как повернется. Против немецкого колесно-гусеничного гроба у меня есть два аргумента в виде противотанковых гранат. Так что, если повезет, может быть, и его урою. Только вот куда потом самому деваться? В обрыв сигать – это верный кирдык. Если сразу ноги не переломаю, то меня сверху добьют. По скале выскочить тоже не выйдет. Я же не Карлссон, пропеллера сзади не имею, а тут не всякий скалолаз справится, да и фрицы клювом щелкать не будут. В момент дырок наделают.