— Не изменяла я ему, — насупилась Юлька. —Все вовсе не так было… Пришли к друзьям, ну выпили… много, а там один пареньвозле меня крутился. Это я уж после поняла, что все было подстроено. В общем,сделали пару фотографий, я и этот сукин сын в обнимку, на диване. Конечно, всетуфта чистой воды, но у твоего отца характер, он бы мои объяснения слушать нестал, а фотографии вышли препаршивые… я не качество имею в виду. Вот мне ипредложили купить их за десять тысяч.

— Ясно, — сурово сказала я. — И ты ещеудивляешься, что ходишь с синяками?

— Я не изменяла! — крикнула Юлька и заревела.Должно быть, с досады.

— Что ж теперь делать? — посидев немного иуспокоившись, спросила я. Конечно, Юлька заслужила отцовское неудовольствие,но, в конце концов, она моя подруга, и я обязана ей помочь.

— Не знаю. Деньги возвращать.

— Где ж мы их возьмем?

— Спроси что-нибудь полегче, — поежилась она изатосковала.

— Слушай, я могу их занять, — озарило меня черезнесколько минут.

— У кого? У твоих личных друзей таких денег нет, апрочие донесут отцу, что ты по людям бегаешь и занимаешь деньги.

— Ну и что?

— Ничего. Отец скажет веское слово, и никто не даст никопейки. И тебе достанется, чтоб мне не помогала. — Юлька мутно взглянулаи нерешительно продолжила:

— Хотя выход есть.

— Какой? — обрадовалась я.

— Шагал. Вот если б ты могла достать картину…

Сашка слабо шевельнулся в кресле и навострил уши.

— Зачем тебе картина? — нахмурилась я.

— Она, между прочим, больших денег стоит. Продала быее, долг вернула и сама жила припеваючи.

— До завтра картину не продашь… — усомнилась я.

— Еще как продашь. Иностранца этого видела? За нейприезжал. Приличные деньги платит.

— Постой, — вновь запуталась я. — Где тыоткопала этого типа?

— Не я его откопала, а этот гад, что следом за нимприбегал и деньги требовал. Я ему про картину сказала, а он нашел покупателя.

— И когда это произошло? — начала свирепеть я.

— Ну… месяц назад примерно.

— Выходит, ты выкупила Шагала вовсе не для того, чтобыон украсил твою гостиную, а для того, чтобы перепродать?

— Ну и что? — обиделась Юлька. — Что, этопреступление? Он больших денег стоит, а я обязана позаботиться о себе. Комухочется всю жизнь зависеть от твоего отца? А с деньгами, что мне интуристзаплатит, можно сто лет жить припеваючи и вообще ни о чем не беспокоиться.

— Надо же, — покачала я головой, сообразив, чтоплохо знала свою подружку и кое-какие тайники ее души, так неожиданнораскрывшиеся, явно мне не по вкусу. — Я думала, ты любишь живопись…

— Люблю я живопись. Только жить на что-то надо… Машка,если я деньги не верну, просто не знаю, что этот гад со мной сделает. Кто заменя вступится, зная, что папаша твой не возражает против лишения меня головы.Прикидываешь?

— Прикидываю, — вздохнула я. — Только в ум неидет, чем тут можно помочь.

— Шагал у отца в сейфе, — туманно заметила Юлька.

— Что ты этим хочешь сказать?

— Ты разве не знаешь шифр?

— Какой?.. О Господи, — наконец дошло доменя. — Ты хочешь, чтобы я его украла?

— Ну… — Юлька нахмурилась и пожала плечами. —Картина вообще-то моя. Я за нее деньги заплатила, а отец отобрал ее у меня, такчто еще посмотреть, кто из нас вор… извини. А ты моя подруга, и я не знаю, ктоеще смог бы мне помочь.

— Я твоя подруга, но воровать не буду. И шифра я незнаю, откуда? Так что говорить об этом нечего.

Юлька затихла, потом заплакала и, не глядя на меня,запричитала:

— Значит, пропала моя головушка. Приедет завтра этотхмырь и…

— Перестань, — оборвала я ее довольнорезко. — Лучше давай подумаем, где достать десять тысяч.

— Нечего мне думать. Не знаю я… Тут Сашка вновь ожил вкресле и спросил:

— А сколько интурист обещал отвалить за нее?

— Тебе какое дело? — неожиданно разозлилась Юлька.

— Ну… если деньги неплохие, то имеет смыслподсуетиться. Мы могли бы найти человека, который даст десять тысяч, чтобыпотом получить гораздо больше.

— Десять тысяч за Шагала? — пошла пятнамиЮлька. — Ты спятил, что ли? Вот ведь придурок… Десять тысяч. Не смешименя…

— Как хочешь. Может, у тебя есть другой план напримете…

— Нет у меня плана.

— И Шагала тоже нет, — подсказала я. Всезагрустили и уставились на меня.

— А вдруг меня правда убьют? — поежиласьЮлька. — Как думаешь, Машка, смогут эти олухи убить человека за десятьтысяч?

— Могут и за тыщу, — обрадовал Сашка.

— Я поеду к папе и поговорю с ним. Хоть он и сердит натебя…

— Только попробуй. Расскажешь ему о долге, он этогохмыря за шкирку возьмет и со своей дотошностью скоренько выяснит, на что язанимала денежки. А уж после этого сам оторвет мне голову, и завтрашнего днядожидаться не придется.

— Других идей у меня нет, — расстроилась я. Ипошла в кухню заваривать кофе.

— Ты мог бы ее уговорить, — тихо сказала Юлька,лишь только я удалилась.

— Я? — развеселился Сашка. — Уговоритьобокрасть родного отца? Дура она, что ли? Да и мне с этого никакой пользы, одниугрызения совести.

— Если мы продадим картину, совесть твоя останетсядовольна.

— Если… — хмыкнул Сашка. — Картины у нас нет.

— Она есть, — зло зашипела Юлька. — И шифрМашка знает, это мне доподлинно известно. Съездит к папочке и возьмет картину.Мы толкнем ее иностранцу, а деньги поделим на троих. По пятьдесят тысяч. Совсемне плохо, а?

— Сколько? — озадачился Сашка.

— По пятьдесят тысяч на каждого. Машка влюблена в тебя,как кошка. Мужик ты или нет?

— Я не могу обманывать любимую женщину.

— За пятьдесят тысяч и не можешь? Плюс ее пятьдесят — ивы богатые люди.