И поднимаюсь по лестнице, у почтового ящика сидят ребята, которые вполне могут меня арестовать, а могут и не — в зависимости от приказа. Достаю свою почту, а там всякое секретное, и спам пришел бумажный — анимешная девочка с большим клитором, нарисованная от руки и отксеренная, и подпись: «Голая Натали Портмен».

И я стою с голой Натали в руках, кругом враги, наверху документы важные лежат, а внизу ждет Пашка со своей школьной любовью, и если быстренько все разрулить, то я спущусь и осчастливлю его.

И тут звонит телефон, и будит меня, будит…

* * *

Когда снится, что у моего мужа любовница, я просыпаюсь злобной и устраиваю сцену ревности.

Во-первых, обидно: я только что видела его с другой и не могу прямо с места в карьер сменить настроение только потому, что он называет это «всего лишь сон». Должно пройти время, хотя бы до вечера (я не злопамятна).

Во-вторых, не бывает «просто снов». Не хочу сказать, что он обязательно вещий, но если снится такое безобразие, значит, меня это беспокоит, и я не чувствую себя достаточно уверенной и защищенной. А кто в этом виноват?! Уж точно не «тампакс».

Однажды он поступил совсем уж отвратительно. Снится, что приходит сестра и говорит, будто заглянула в мастерскую к моему мужу, а он там обнимается с какой-то теткой. Больше она (сестра) ничего такого не заметила, но когда пришел муж, я устроила ему скандал. Говорю: «Ага, она видела ВСЕ!» (а сама жду, что он начнет оправдываться: «Да не было ничего, ей показалось, девушке просто дурно стало» и т. п., — а я ему тогда скажу «не ври, не ври» и т. д.). А он, паразит, отвечает: «Ну, видела — так видела…» И молчит.

Выходит, все мои домыслы оказались правдой и подготовленная речь про «не ври, не ври» и т. д. не была произнесена и застряла у меня в горле. Проснулась с головной болью и заложенными ушами. И в ярости.

Естественно, что я отказалась с ним разговаривать, а как иначе после всего.

И этот человек смеет называть меня взбалмошной (он произносит это «взбаломошенной»)?!

Я-то как раз последовательна и логична.

* * *

Так уж случилось, что мою постель всегда стелют мужчины. В детстве — папа, потом мужья. Это ритуал. Он поразил меня тем, что умел быстро соорудить любовное ложе из чего угодно. Мы на Форосе, только познакомившись, идем за водой. Когда возвращаемся, его рюкзак весит столько же, сколько и я, — сорок литров воды, чтобы помыть четырех женщин, которых он привез с собой, и меня. И мы останавливаемся посреди тропы, долго обнимаемся, и только потом он сбрасывает рюкзак и в десяти шагах находит место (это второй его талант — находить безопасное место для любви), и мгновенно устраивает постель из пары маек, куртки, еще чего-то — кажется, не прерывая объятий. Я потеряла там свой желтый носочек, а он — остатки рассудка.

В октябре я поехала в гости к подруге. Написала ему — на адрес театра, где он работал, то есть «на деревню дедушке», — что буду в соседнем с ним городе, взяла своего самого крупного любовника, чтоб не скучать, и поехала. Все помнят, как развлекается хиппующая богема? Портвейн и мясо на последние деньги, танцы втроем в большой пустой комнате, художник-график Саня, похожий на огромную, хорошо обученную обезьяну. И вот, когда я говорю, что сегодня Саня будет стелить мне постель, входит он, видит меня в дальнем углу и щучкой пролетает по паркету через всю комнату на коленях (или на пузе), чтобы упасть у моих ног, больно стукнув меня по щиколотке головой. Конечно, в ту ночь Саня спал в кухне.

В декабре он приехал в Москву. Нет ничего печальнее, чем летний любовник зимой — дурно одетый, провинциальный, безденежный и безнадежный, пахнущий не морем и солнцем, а лежалой одеждой и последней впиской. Все весьма и весьма некстати: нестерпимо холодно, у меня муж, хиппи я только летом, а во все остальное время — добродетельная менеджерская жена. Но мы приходим в чью-то пустую квартиру, и без одежды нам снова легко понимать друг друга.

И он, конечно, зависает в Москве, и оказывается, что ему нужно очень быстро бежать, чтобы оставаться на одном месте, чтобы просто видеться дважды в неделю, где-то под крышей, в безопасности, где можно снять с меня все эти теплые пушистые вещи, добраться до кожи и доказать, что он в моей жизни вне времен года и социального статуса.

За два года я избавилась от его женщин (он все это время думал, что избавляется от моих мужчин) и вышла за него замуж. Собственно, я сделала это только потому, что была долго и несчастливо влюблена в кого-то другого и страшно хотелось узнать — как это, получить то, что хочешь? Он — хочет, ну и дам я ему, пожалуй, и посмотрю, чем кончается счастливая любовь. Взяла кошек и переехала от старого мужа к новому. К тому же надоело бегать за сексом по всей Москве и Московской области. Оказалось, что иметь его дома гораздо удобнее.

И теперь он по ночам стелет мою постель, и я жду, обнаженная, когда он расправит простыню, чтобы никаких складок, разложит подушки и откинет уголок одеяла. Потом укладываюсь и капризно требую подставить спину, чтобы можно было прижаться животом к его пояснице, грудью — к лопаткам, под губами — плечо. И конечно, не позже чем через пять минут он поворачивается ко мне лицом.

Когда его нет, я ложусь в пять утра, застилаю только половину кровати, прямо в одежде забираюсь в спальник и укрываюсь сверху одеялом. Он придет, и я снова стану принцессой, но пока, пока я всего лишь ничейная бродячая женщина без мужчины.

Но в остальное время я, конечно, ни в ком не нуждаюсь. Сейчас вот допишу и побегу готовить ему ужин, а потом опять — свободная, гордая, одинокая — до самой ночи.

* * *

Сегодня по телевизору Миледи страстно говорила: «Скажите мне, умоляю вас, скажите — ВАМ я ничего не сделала? У ВАС нет причин ненавидеть меня?» В детстве эта фраза казалось шикарной, потому что творить столько зла, чтобы даже не знать в лицо всех своих врагов, — очень, очень значительно. А я тогда более всего хотела быть опасной и роковой и, когда меня фотографировали на школьных праздниках в белом фартучке и с бантами, старательно втягивала щеки, прищуривала глаза и никогда не улыбалась. Да, этот мягкий носик, пухлые щечки и ясный взгляд страшно меня огорчали. Хотелось иметь тонкий прямой нос, как у мамы, или какую-нибудь экзотическую горбинку, которой не было ни у кого в нашей семье, и нервные ноздри, и запавшие глаза, изможденное лицо, и чтобы руки дрожали по утрам. В идеале лучше всего стать наркоманкой, но стаканами пить виски и курить «Беломор» тоже было бы неплохо. Желательно приобрести какую-нибудь душевную болезнь. И уж совсем роскошно, если бы открылись мистические способности и удалось вступить в запутанные отношения с Дьяволом.

Когда собака подруги поцарапала мне руку, я целый месяц закатывала рукава до ушей, чтобы был виден шрам поперек вен, делала таинственное лицо и говорила, что это была ошибка.

Чистейшее среднерусское происхождение казалось банальным, хотелось иметь пикантную национальность, вроде француженки или гречанки. Поэтому наличие прадедушки-цыгана было единственным утешением безрадостного детства.