Нет, она не могла обижаться на Джошуа за то, что он так взбешен! В эту ночь они были близки как никогда раньше, но она поклялась выполнять свои брачные обещания, как оказалось, только для того, чтобы утром снова уклониться от них. Никогда еще Кристен не представляла себе более ясно, что ей следует делать, правда, ее терзали сомнения, будет ли достаточно, если она расскажет мужу всю правду.

Ночная гроза совсем ушла, и утро было тихим, солнечным и влажным. Часы показывали почти девять, но «мерседес» Ричардса все еще стоял под навесом, поэтому Кристен знала, что Джеймс пока не уехал на работу. Держа на руках Тедди, она остановилась перед домом Джеймса Ричардса, стараясь успокоиться и найти в себе силы постучать в величественную дверь. Кристен с трудом удерживалась, чтобы не убежать, но сейчас она не должна была этого делать – ради себя, ради Джошуа и Тедди, даже ради самого Джеймса Ричардса.

Она полностью отдавала себе отчет в том, что Джеймс был главной причиной ее отъезда из Галвестона в прошлом году и что именно из-за него она не могла доверять Джошуа. Но было несправедливо ставить Джошуа в один ряд с другим мужчиной ее жизни, мужчиной, который нанес ей обиду. Джошуа любил ее, любил Тедди и был готов дать ей возможность стать личностью. И пусть его изменившееся отношение к Кристен проявлялось пока не во многом – в интересе к ее журналистской работе, в помощи по осуществлению ее планов обучения, – но намеки на его готовность поддержать ее, вероятно, существовали все время, но она, ослепленная своей обидой, гневом и страхом, просто не замечала их. «Больше такого не будет», – сказала себе Кристен. Она теперь не могла быть такой жестокой и избегать Джошуа, и сейчас между ней и мужем осталась последняя преграда – ее отказ рассказать ему обо всем. Но она не собиралась жертвовать счастьем мужа и сына ради этого человека – ни за что на свете! Она встретится со своим прошлым лицом к лицу, а потом откровенно расскажет обо всем Джошуа и будет молиться, чтобы муж снова принял ее.

Кристен не успела собраться с духом и постучать, как Джеймс сам открыл дверь, выходя из дома. В серовато-бежевом шелковом костюме, с дорогим кожаным кейсом в руке, банкир размашистым шагом спускался по лестнице, и его темные волосы поблескивали на утреннем солнце.

– О, Крис, привет! – воскликнул он и, улыбаясь, подошел к ней, чтобы поздороваться. – Приятный сюрприз. Что привело вас с Тедди сюда так рано? Вы забыли задать какой-то вопрос?

– В некотором смысле да. – Боясь встретиться с Джеймсом взглядом, Кристен поправила распашонку Тедди. – Видите ли, я понимаю, что вам нужно ехать на работу, но не могли бы мы поговорить всего несколько минут?

– Конечно. Давайте пройдем в дом.

– Хорошо.

Войдя в уютную гостиную, Кристен скованно опустилась на диван, устроив ребенка на коленях, а Джеймс сел напротив нее.

– Итак, чем могу помочь вам, Крис?

Поняв, что решающий момент настал, Кристен, проглотив слезы, осмелилась взглянуть на сидевшего напротив нее красивого банкира и выпалила:

– Вы вчера сказали, что прежде были женаты.

– Верно. – Джеймс нахмурился.

– На Стелле Морган? – Кристен с трудом перевела дыхание.

– Откуда вы знаете? – Он побледнел.

– Я ее дочь.

– Боже мой! – Джеймс, пораженный, вскочил на ноги. – Неужели вы хотите сказать...

– Я Кристен Морган Брейди. – Она тоже встала, держа на руках Тедди. Теперь слезы текли по ее щекам, но Кристен не обращала на них внимания. – Я понимаю, мы вам совсем не нужны, – продолжала она, обращаясь к человеку, стоявшему напротив, – но я просто хотела, чтобы вы знали, что я ваша дочь, а Тедди ваш внук!

Слова Кристен эхом разнеслись по комнате, а затем наступила напряженная тишина; ни Кристен, ни Джеймс долго не могли произнести ни слова, но затем банкир наконец обрел дар речи:

– Нет... этого не может быть. Вы хотите сказать, что вы Сара?

– Сара Кристен, – уточнила она, глядя на него сквозь жгучие слезы.

– Боже мой, ты Сара – моя дочь Сара! – Недоверчиво качая головой, Джеймс несмело шагнул вперед. – Не могу этому поверить! Ты знаешь, что всю жизнь я искал тебя?

Джеймс торопливо пересек комнату и, обнимая Кристен и малыша, тоже не смог сдержать слез. Некоторое время они так и стояли все вместе: Джеймс прижимал к груди давно потерянное дитя и только что обретенного внука, а Кристен была растеряна и смущена неожиданным признанием. Но Тедди заплакал, и Джеймс мгновенно разжал объятия.

– О, дорогая, я, наверное, испугал его. – Смахнув слезу, Джеймс снова с изумлением взглянул на своих гостей.

– Что-то случилось, сэр? – входя в гостиную, с тревогой спросила Хелен. – Я услышала детский плач...

– Хелен, – обратился он к экономке, – не побудете ли с этим юным джентльменом несколько минут на солнышке на веранде? Нам с его мамой нужно поговорить.

– С превеликим удовольствием, сэр, – просияла экономка.

– Ты не возражаешь, Крис? – спросил Джеймс, когда экономка подошла, чтобы взять у Кристен плачущего ребенка.

– Конечно, нет. – Пробормотав слова благодарности, Кристен отдала ребенка Хелен.

Когда экономка с ребенком вышла из комнаты, отец и дочь еще несколько секунд пристально, не отрываясь смотрели друг на друга в невыносимо неловкой тишине.

– Давай сядем, Крис, нам о многом нужно поговорить, – наконец хрипло произнес Джеймс, и они сели рядом на диван. – Мне все еще не верится, что ты Сара! – воскликнул он, пригладив рукой волосы.

– Я... я ваша дочь.

– Почему ты не сказала мне этого сразу?

– Я... я не думала, что вы хотели бы это узнать, – беспомощно пробормотала Кристен, вытирая рукавом слезы.

– Не хотел бы узнать! – Джеймс возмущенно покачал головой. – Крис, да я мечтал об этой минуте долгих восемнадцать лет!

– Вот как? – с горечью бросила она.

– Боже, конечно же! – Он все с тем же изумлением смотрел на дочь. – Я так и не могу поверить... И самое странное, что теперь, когда ты здесь, мне даже трудно решить, с чего начать. – Прищурившись, Джеймс на мгновение задумался. – Сначала, пожалуй, скажи мне, почему ты решила, что я никогда не хотел тебя знать?

– Так всегда говорила мама, и несколько раз, когда я разговаривала с вами, вы говорили мне, что у вас никогда не было детей.

– Крис, – печально кивнул он, – я говорил так только потому, что мне было очень больно признаться, что я потерял тебя. Мои слова, вероятно, были предательством, но мне легче было говорить всем, что я никогда не имел детей, чем объяснять, что я потерял единственного ребенка, который был светом всей моей жизни.

Кристен захлебнулась слезами – ведь она по той же самой причине сказала Джошуа, что ее отец умер; она не могла говорить о боли, вызванной тем, что отец отказался от нее – да, отказался!