Вокруг повисла тишина, однако Томаш ощущал, что в помещении он не один. До его слуха доносилось чье-то дыхание, изредка слышалось похрустывание суставов пальцев.

Прошло минут пять. Притулившись правым боком к спинке скамьи, Томаш уперся во что-то жесткое и понял, что в ребра ему давил столик, прикрепленный к боковой ручке скамьи — вроде как у школьной парты. Мгновение спустя он почувствовал, что кто-то грузно уселся на этот столик, и сжался в ожидании пытки.

Безмолвие, однако, продлилось, как показалось историку, еще минут пять.

— Профессор Норонья, — раздался наконец сдержанный голос, эдакое убаюкивающее мурлыканье, маскирующее грозный рык, — добро пожаловать в наши скромные владения. Как вы устроились?

— Я желаю встретиться с представителем Европейского союза.

На несколько секунд снова воцарилось молчание.

— Мое имя Салман Каземи. Я полковник ВЕВАКа, то есть Министерства разведки и безопасности, — демонстративно проигнорировал он заявление арестованного. — У меня к вам ряд вопросов, если не возражаете.

— Я требую встречи с представителем Европейского союза.

— Первый вопрос совершено очевиден: что вы делали в час ночи в здании Министерства науки и технологий? С какой целью вы взломали сейф в кабинете «К» и извлекли из него документ, имеющий огромную важность для обороноспособности и безопасности Ирана?

— Я настаиваю на встрече с представителем Европейского союза.

— Что вы намеревались сделать с изъятым вами из сейфа документом?

— Я имею право на встречу с…

— Молчать! — неожиданно рявкнул над его правым ухом вышедший из себя полковник. — Вас в данный момент не существует! У вас нет никаких прав! Вы грубо злоупотребили нашим гостеприимством и развили деятельность, угрожающую безопасности нашего государства. Вы участвовали в преступной акции, в результате пресечения которой получили ранения четыре сотрудника органов госбезопасности, причем один из них находится в крайне тяжелом состоянии. Если он умрет, на вас ляжет, кроме того, вина в совершении убийства. Вы поняли меня?

Томаш продолжал молчать.

— Вы поняли?! — заорал полковник еще громче, прямо в самое ухо португальцу.

— Да, — промолвил он тихо.

— В таком случае будьте любезны отвечать на мои вопросы. — Полковник Каземи сделал паузу, перенастраиваясь на роль доброго следователя, и возобновил допрос спокойным тоном. — Что вы делали в Министерстве науки и технологий в час ночи?

— Я буду отвечать только после встречи с…

Сильный удар в затылок чуть не сбросил Томаша с лавки на пол.

— Ответ не принят! — прорычал офицер ВЕВАКа. — Повторяю вопрос: что вы делали в Министерстве науки и технологий в час ночи?

Томаш молчал.

— Отвечайте!

Молчание.

Последовал новый удар — на сей раз в правую скулу, столь мощный, что Томаш, издав глухой стон, не удержался на лавке и рухнул на пол.

— Я… вас… вы… — Ошеломленный, он не находил слов; правая сторона лица пылала от боли, левая наливалась холодом от соприкосновения с камнем. — Вы не имеете права так поступать! Я буду протестовать! Вы слышите? Я буду жаловаться!

Полковник расхохотался.

— Жаловаться? — переспросил он, явно найдя это слово забавным. — Кому жаловаться? Мамочке?

— Вы не можете поступать подобным образом! У меня есть право на встречу с консулом.

Сильные руки схватили Томаша за грудки, резким рывком дернули вверх и бросили на лавку.

— Вам уже сказано: никаких прав у вас нет! — Полковник снова перешел на крик. — Ваше единственное право — говорить правду, понятно? Правду! Только правда ведет на свободу! Спасение через правду. Мы руководствуемся этим принципом, это — девиз ВЕВАКа. Спасение через правду. Расскажите нам правду, и это вам зачтется. Помогите нам вывести на чистую воду врагов нашего государства, и вы будете вознаграждены. Более того: вы будете спасены. Спасение через правду. А будете упорствовать, продолжать играть в молчанку — горько раскаетесь. Послушайте, что я вам скажу, — он опять резко сменил тон и заговорил вкрадчивым голосом, — вы совершили ошибку, это факт. Но ее еще не поздно исправить. В конце концов, все мы ошибаемся, не так ли? Но гораздо опаснее упорствовать в совершенной ошибке, вы понимаете, о чем я? Послушайте меня, — речь его зазвучала еще тише, доверительнее, — давайте договоримся между собой, вы и я: вы мне все расскажете, а я вас позитивно охарактеризую в своем отчете. Мы ничего не имеем против вас лично, слышите? Мы всего лишь хотим, чтобы вы помогли нам обнаружить наших врагов. Видите, как все просто? Вы помогаете нам, а мы помогаем вам. А? Что вы на это скажете?

— С огромным удовольствием я помогу вам, — тщательно подбирая слова, Томаш начал излагать свою позицию, готовый в любой момент к новым побоям. — Но поймите, сначала я должен переговорить с представителем Европейского союза. Мне необходимо знать, какое обвинение мне выдвигают, а также я желал бы передать весточку семье. Кроме того, мне нужно договориться об адвокате. Как видите, я не прошу ничего из ряда вон выходящего.

Полковник выдержал паузу, будто взвешивая просьбу.

— Погодите, насколько я вас понял, — попытался резюмировать офицер ВЕВАКа, — если мы обеспечим вам контакт с европейским дипломатом, вы нам все расскажете, так?

Томаш колебался.

— Ну… в общем, конечно… я расскажу вам все, в зависимости от… уф… ну, короче, от того, что порекомендует мой адвокат.

Полковник Каземи хранил молчание. Томаш услышал звук зажигаемой спички, и мгновение спустя до него донесся едкий запах табака.

— Вы, должно быть, думаете, что мы кретины, — между двумя затяжками высказался Каземи. — С какой нам стати сообщать о вас в Евросоюз, будоражить их, не имея гарантий получить хоть что-то взамен? Никто в мире не знает, где вы находитесь, и мы нисколько не заинтересованы в изменении положения. Если только вы сами не дадите нам для того веский повод.

— Какой повод?

— Ну, например, расскажете нам все. Начать можно, пожалуй, с субъекта, который находился с вами. Кем он был? Вы — из ЦРУ.

Томаш понял: иранец изменил тактику и берет его на пушку, а следовательно — никакие колебания в этот по сути решающий момент не допустимы.

— Вы спрашиваете или констатируете?

— Констатирую. Вы — из ЦРУ.

— Глупости.

— У нас есть доказательства.

— Вот как? И как же можно доказать бесплодную фантазию?

— Ваш дружок раскололся.

— Раскололся, говорите? Что он из ЦРУ?

— Да. И рассказал нам все о вас.

Томаш усилием воли изобразил улыбку.

— Если он рассказал все, мне нечего волноваться. Я всего-навсего ученый, с политикой не имею ничего общего, и вам это прекрасно известно.