В дом они привезли кое-какие вещички, посуду. Поставили и застелили, на всякий случай, три одинаковые кровати — сетчатые с деревянными спинками. Ольга купила портативную двухконфорочную плиту и к ней два пузатых газовых баллона. Завезла кое-что из консервов, крупу, сахар, чай, варенье…

Ольга с Виктором и с Сережкой приехали в деревню рано. Утро было погожее и солнечное. Они вылезли из своего старого «Москвича», который Виктор «припарковал» у покосившегося забора, и через сломанную калитку, болтавшуюся на одной ржавой, скрипящей петле, вошли на участок. «Боже, какой рай!» — подумала Ольга, глядя на большой тенистый сад. Ей до сих пор еще не верилось, что все это — и этот огромный сруб, и этот заросший тихий прудик, вырытый старыми хозяевами для полива огорода, и эти заброшенные, давно никем неухоженные кусты и деревья — все это принадлежит теперь им.

Виктор достал ключи и хотел отпереть сени, через которые лежал путь в избу, но ключи ему не понадобились. Металлические петли, на которых висел большой замок, были вырваны вместе с гвоздями. Дверь была едва прикрыта.

— Подождите, не входите, — сказал Виктор жене и сыну, — я посмотрю, что там! — Он вошел в сени и огляделся. Увидев на двери в избу висячий замок, успокоился. — Кажется, все в порядке! — Он хотел было открыть замок, дотронулся до него рукой — замок с перепиленными ушками едва держался в петле.

Виктор вошел в избу и замер: все кровати были раскрыты, и на чистых белых простынях виднелись следы грязи, будто по ним ходили в грязной обуви. На столе стояли открытые консервные банки. На газовой плите чернел, в прошлом белый, а теперь сильно закопченный, эмалированный чайник. В нем было подгоревшее какао. На вешалке, где Виктор оставил свои старые вещи — американские джинсы, джемпер, шерстяную шапочку-петушок и его любимые сапоги-луноходы, так необходимые в деревне, — было пусто.

На полу под кроватью валялись оторванные солдатские погоны и солдатские кирзовые сапоги. На тумбочке возле кровати лежал топор, тот самый, который Виктор купил для ремонта дома…

Виктор услышал сзади себя дыхание и оглянулся. За его спиной стояли притихшие Ольга с Сережкой. Первым нарушил молчание Сережа:

— Пап! А зачем он приготовил топор? Он что, хотел убить нас, если бы мы его здесь застали?

— Нет! Ну что ты, Сережа! — попытался успокоить его Виктор, но Сережа схватил Ольгу за руку и потянул ее:

— Мама! Я не хочу здесь быть! Я домой хочу, в Москву! Ну поехали, мама, поехали!..

Ольга вышла с ним в сад. Через забор ее увидела и помахала рукой соседка Клавдия Васильевна, тоже, как и они, «дачница», в прошлом учительница литературы, теперь — на пенсии, милая, тихая женщина.

— У нас неприятности, — сказала Ольга, — кто-то залез в наш дом!

— Я видела, что у вас свет два вечера подряд горел. А сегодня утром, перед самым вашим приездом, молодой человек вышел из дома, блондинчик, невысокий. Я подумала, может, родственник ваш. На нем была шапочка и сапоги Виктора. И куртка защитного цвета типа солдатской… Но погон не было…

— Погоны он в избе бросил.

— Так, значит, солдат? Опять сбежал, стало быть! О господи! Сколько же беды нам от этих солдат!

— От солдат беда? Какая от них может быть беда?

— Вы, Олечка, человек здесь новый, двух месяцев еще не живете, а я уже седьмой год! Так я такого здесь понаслышалась и понасмотрелась, что не один детектив написать можно было… Вам я советую не оставлять это так, а заявить в милицию.

Сережа тянул Ольгу за рукав и, не переставая, канючил одно и то же: «Мам! Поехали! Домой поехали! Я боюсь солдат! Я хочу в Москву!» Ольге и самой было жутковато здесь находиться. «А для чего, в самом деле, он топор приготовил? — подумала она. — А войди мы на полчаса раньше в избу…»

Виктор хотя и старался не показывать внешне своего состояния, однако то, что произошло в избе, настолько потрясло его, что все его планы по ремонту дома, тщательно продуманные за рабочую неделю и выписанные им на бумажку, мигом улетучились. Делать ему ничего не хотелось. Руки ни к чему не лежали. «Поехали!» — сказал он жене и сыну.

По дороге они решили все же заехать в милицию, которая находилась неподалеку в полутора-двух километрах от деревни, на территории военного городка, где в пятиэтажках жили семьи военнослужащих. Там им ответили, что Сосновка относится не к их отделению, а к Алехино, которое располагалось в 25 километрах от деревни. Пришлось ехать туда.

В Алехинской милиции, как только услышали про сапоги и про погоны, заняться этим делом отказались: «У них комендатура есть, вот туда и обращайтесь». И дали дельный совет: «Загляните в сапог. Там номерок должен быть. По нему вы найдете и нужную часть, и этого „героя“».

В следующую субботу Виктор с Ольгой, прихватив с собой сапоги и погоны, поехали в комендатуру, которая располагалась на территории военного городка. Дежурный покрутил в руках сапог:

— Да как его найдешь? У нас тут пять частей, и в каждой беглецы. А то, что внутри номерок, это ничего не значит. Они сбегут и меняются потом сапогами. Вот и попробуй ищи ветра в поле… Я вам вот что посоветую: попробуйте с этими сапогами подойти в часть, которая находится недалеко от Сосновки, за полем, в лесу. Строительная. Скорее всего, это оттуда. Она у нас первое место держит по беглецам.

Ольга взяла протянутый сапог.

— А отчего же они бегут? От хорошей жизни не бегают! Я слышала, что их бьют зверски, до полусмерти, что многие даже не выдерживают и кончают жизнь самоубийством! Поэтому они, наверное, и бегут!

Виктор больно сжал ей локоть.

— Спасибо, товарищ капитан! До свидания! — громко сказал он.

…Командир строительной части подполковник Суриков, как сообщил им дежурный солдат на проходной, находился на лечении в госпитале. Его замещал временно майор Родионов. «Соединить вас с майором?..» От майора поступило распоряжение — «пропустить».

Майор Родионов, крупный, розовощекий блондин, встал из-за стола и протянул огромную ручищу. Выслушав Ольгу с Виктором, он удивленно поднял пшеничные, выгоревшие на солнце брови:

— У нас беглецов нет! А впрочем, минутку! — Он снял трубку внутреннего телефона и уже совсем другим, чем он говорил с ними, тоном потребовал. — Политрука Кравченко ко мне, срочно!

Маленький, смуглый майор Кравченко с приятным лицом и детским, чуть виноватым выражением карих глаз появился тут же.

— Четверо в самовольной отлучке! — бойко доложил он. — Одного вчера отловили! Сидит на губе! А троих уже неделю ищут…

Виктор протянул ему сапоги.

— Да, это наши! Будем принимать меры! Вам сообщим!

В течение двух последующих недель никаких известий из строительной части Ольга с Виктором не получали. В Сосновке же случилось еще два неприятных происшествия.

У семидесятивосьмилетней тети Поли, которая после работы в колхозе получала пенсию двадцать восемь рублей и имела в наследство после работы на ферме больные ноги, отчего круглый год носила валенки, кто-то ночью отрубил головы всем ее восьми несушкам. Кур украли, а окровавленные куриные головы бросили ей на крыльцо. Там же на крыльце она нашла случайно оброненную железную солдатскую пуговицу. Единственного же петуха живьем ощипали до половины. Тетя Поля, увидев все это утром, кричала не своим голосом. Собралась вся деревня.