- Ну да, стихи… А что касается случая… Скорее тут другое - господин Макогонов принадлежит к числу тех несчастных, у кого даже добрые намерения непременно оборачиваются глупостью и ерундой. Карма у него такая, как сейчас принято выражаться. Так вот. Ко времени вашего возвращения из Киева… А согласитесь, приятную поездку вы благодаря нашему заказу совершили, Валентин Константинович? - вдруг сказал он чуть ли не с завистью.

Черт его знает, может, он рассчитывал смутить меня, но я только расплылся в гнусной ухмылке:

- Еще бы!

По-моему, радости этим я ему не доставил. Что принесло мне некоторое удовлетворение.

- Словом, к вашему возвращению я осознал свою ошибку. К тому же из других источников мы узнали, кто распространяет информацию… Заказ мы, естественно, тут же сняли. Никакого интереса господин Веригин для нас уже не представлял. И вдруг - печальное известие о его нелепой смерти. А потом узнаем известие еще более печальное - вы в чем-то сомневаетесь, собираетесь что-то там расследовать и связать его гибель напрямую с нашей компанией.

- Кто это вам сказал?

- Да никто мне об этом не говорил! Но это же понятно. Ведь вы как думаете? Существует некая история с публикацией господином Веригиным компромата. Вы пытаетесь узнать, кто за ней стоит. В это время господин Веригин нелепо умирает. Кто виноват? Разумеется, тот, против кого был направлен компромат. Пионерская логика!

- Может быть, но мне не понятно, чего вы тогда так переживаете?

Тут он, наконец, не выдержал и встал из-за стола. Прошелся по кабинету. Нет, роста он был, конечно, небольшого, но и не карлик. Вполне справный мужичок. А туфли его выглядели так, словно никогда не ступали ни на что, кроме ворса ковра, который предварительно хорошо пропылесосили.

- Да поймите вы, не правды мы боимся! Правда для нас ничем не опасна. Нам не нужен шум. Поползут слухи, подозрения… Вы человек довольно известный, пишущий, подхватят другие журналисты, потому что умер их коллега. Начнут дергаться наши кураторы в правительстве и администрации президента, ведь мы компания наполовину государственная… А у них там свои недруги есть, желающие перехватить наши финансовые потоки. В общем, начнется суета и дрызготня, которая никому не нужна. И нашему любезному отечеству в том числе, потому что тут же напрягутся зарубежные партнеры и конкуренты. А прямые враги начнут скалить зубы… Вам же за отечество наше обидно?

- Бывает, - согласился я.

- Поймите, мы боимся не того, что вы там что-то нароете. Ничего вы не нароете. В лучшем случае узнаете, что у нашего генерального есть враги. Господи, вот новость! В Интернет прогуляйтесь, там все есть. Просто нам сегодня в силу политических и коммерческих обстоятельств абсолютно не нужен скандал. Он нам очень повредит. Вы же знаете, как реагирует рынок на такие вещи!

- Рынок реагирует нервно, - сказал я. - Знаете, когда я слышу такие выражения - рынок затаился, рынок выжидает, рынок испугался, - я представляю себе некую мерзкую, трусливую тварь, которая все время хочет кого-то сожрать, и если не жрет, то потому, что выжидает удобного момента. Но сытости она, подлая, не знает.

- А вы что у нас - социалист?

- Да что вы! Просто не думаю, что ради каких-то рыночных догм надо приносить в жертву собственных стариков и детей.

Литвинов снова уселся. На сей раз не в свое роскошное кресло, а на стул напротив меня. Теперь мы выглядели с ним как два шахматиста, но шахматной доски между нами не было.

- Юрий Алексеевич, - сделал я свой ход, - есть вопрос, на который мне очень важно получить ответ.

- Задавайте, - пожал он плечами.

- В статье, которую опубликовал Веригин, все - правда?

Литвинов разочарованно вздохнул. Видимо, я ляпнул, на его взгляд, какую-то глупость.

- Ну, какая такая «вся правда»? Неужели вы думаете, что люди, которые сливали ему информацию, сказали ему всю правду? Неужели вы думаете, что они знают всю правду? Так, полуфакты, полуслухи, которые никак всю правду не выражают и выразить не могут. Потому что она, как обычно, сложна и неоднозначна.

- Так сложна, что широкой публике ее лучше не знать?

- Представьте себе. Понимаете, то, что написал ваш друг в своем материале, это всего лишь детали, обрывки какого-то не самого высокого уровня знания и понимания происходящего. Потому что есть уровни совсем другие, куда более высокие, недоступные даже нам. И поверьте, когда видишь их, картина выглядит совсем иначе. Это уровень столкновения и взаимодействия совсем других сил. Ну представьте себе, противоборство воды и суши, света и тьмы, цивилизации и дикости… Я туда тоже не допущен. Но если вас интересует сие движение небесных сфер, то у вас есть знакомые, которые туда допущены.

- Например.

- Поговорите с Анной Юрьевной!

- Вы хотите сказать, что она…

- Ее призвали всеблагие как собеседника на пир! - почтительно произнес Литвинов. Почтительно, но с уловимой усмешкой. - Тоже стихи… Но всеблагие не какие-то там мистические, ирреальные духи, а вполне реальные люди, решающие сегодня, что у нас добро, а что зло, кому в свет, а кому во тьму…

- Знаете, Юрий Алексеевич, что подсказывает мне жизненный опыт?

- Что же?

- Он подсказывает мне, что и в недоступных нам противоборствах небес и земли, света и тьмы всегда находят себе место конкретные люди, во вполне реальной телесной оболочке, которые действуют исходя из каких-то собственных интересов и расчетов. Интересов вполне конкретных и материальных.

Литвинов некоторое время обдумывал мое высокомудрое замечание, а потом молча вернулся в свое руководящее кресло. Он сначала погрузился в него, а потом погрузился в какие-то свои мысли. Словно забыв обо мне. Молчание длилось и длилось и в конце концов показалось мне оскорбительным. Я сижу и послушно жду, когда господин соблаговолит обратить на меня внимание.

- Так на кой черт вы меня пригласили? - тоном трамвайного хама осведомился я.

И вообще, достал он меня этой Анной Юрьевной, скотина! Уж с ней-то я как-нибудь без этого гомункулуса разберусь. Хотя получается, что-то он о Разумовской знает такое, что мне не известно.

Литвинов посмотрел на меня с нескрываемым удовольствием. И холеные ручки свои развел в стороны.

- Помилуйте, Валентин Константинович, что это вы так рассердились? Уж я-то перед вами, как на духу! Мы просто хотели довести до вас нашу позицию. Честно и откровенно. История, в которую не по нашей воле оказался втянут ваш друг, закончена. Никто не ожидал, что она закончится так, но ничего переиграть мы с вами уже не можем. И вернуть вашего друга к жизни тоже. Поэтому нам бы не хотелось никаких продолжений, сюрпризов и неожиданностей. Вот, собственно, и все. Такова наша позиция. И мы будем ее защищать всеми доступными нам способами.

- Надеюсь, обойдемся без стрельбы? - буркнул я. - А может, вы предпочитаете автомобильные аварии? Или попросту - кирпичом по голове?