Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— «Лайф» читают все, — сказала Грейс. — А значит, все это увидят и захотят заглянуть в «Запретный город». Выходит, пришел конец бедам Чарли.
— Ты думаешь, что мы можем вернуться? — с надеждой спросила я.
Но Эдди вел себя как лягушка на дне глубокого колодца: видел только то, что хотел видеть, не замечая ничего другого и не думая об этом.
— У Макса есть пара идей, — заявил он. — Он что-нибудь придумает.
Но Максу не удалось достать нам ни одного приглашения. Никто не хотел портить себе настроение присутствием китайских лиц на их празднике жизни.
На Рождество выдалась чудесная погода, теплая и солнечная. Однако в нашей с Грейс комнате царило не особенно праздничное настроение. У нас была елка высотой в восемнадцать дюймов, которую мы украсили подвешенным на нитках попкорном, крохотными красными шарами и самой дешевой мишурой.
Эдди пришел с кастрюлькой тыквенного супа. Я подарила Грейс румяна, она мне — шапку, которую связала сама. Эдди я подарила галстук, Грейс — шарф собственного изготовления. Мы с Грейс получили от Эдди фунтовую коробку конфет. Праздник вышел скучноватым, но все же не таким мрачным, как последующий за ним Новый год.
Эдди в тот новогодний вечер был чем-то занят, поэтому мы с Грейс нарядились и пошли гулять по Голливудскому бульвару. Мы наблюдали за счастливыми парами, впархивавшими в отель «Рузвельт», предвкушавшими приятный вечер, видели и простых гуляк.
В полночь мы загадали желания на следующий год, после чего решили вернуться к себе в комнату. Свернув на Айвар-авеню, мы наткнулись на двоих полицейских, избивавших мужчину в вечернем костюме. Этим мужчиной оказался Эдди. Вдалеке виднелась спина убегавшего второго мужчины.
— Может, сегодня и Новый год, но мы не потерпим никаких петухов на нашей территории! — прорычал полицейский размером с быка, прижимая Эдди к решетке ограждения. Эдди попытался что-то сказать, но второй полицейский его перебил:
— И варежку свою прикрой, если не хочешь неприятностей!
Затем один из них сложил ручищу в огромный кулак и ударил Эдди в живот, отчего тот согнулся пополам и упал на землю.
— Голубок!
— Валет!
Я бросилась вперед и опустилась на колени перед Эдди, затем обернулась и с ненавистью посмотрела на полицейских.
— Что вы себе позволяете! Кем вы себя возомнили?
Бык только усмехнулся в ответ.
— А вы кем себя возомнили? Подружками этого терпилы?
Грейс была в полном замешательстве. Для нее эти полицейские разговаривали на иностранном языке.
— Они — камни на моей шее, — простонал с земли Эдди. А потом рассмеялся.
— Он с нами, — сказала я. — Он выпил лишнего, и мы потеряли друг друга. Это же Новый год…
Полицейские еще немного побранились и отстали от нас. Мы с Грейс помогли Эдди подняться. Поддерживая его с обеих сторон, мы так и пошли по Айвар-авеню к дому, в котором жили.
Пошарив у Эдди в карманах, я нашла ключ и отперла дверь в его комнату.
— Элен, ты сегодня спасла мою задницу. Точно, — с благодарностью пробормотал он, пока мы помогали ему улечься на кровать.
Я оставила его ключ на тумбочке. Когда мы с Грейс добрались к себе, я была зла и напугана.
— Как они смеют так разговаривать с Эдди! Ты видела, как один из них ударил его? Нет, нам надо написать заявление в полицию! И вообще, что это было? Почему они называли его петухом?
Я откашлялась и сказала то, что должна была сказать:
— Эдди не нравятся девушки.
Грейс непонимающе покачала головой.
— Ну, ты же знаешь, о чем идет речь. Он голубой.
Грейс все еще не понимала.
— Он гомик, педик. — Я использовала разговорные слова, надеясь, что они в итоге наведут ее на нужную мысль.
У Грейс глаза полезли на лоб, но она мне не поверила и стала перечислять доказательства моей неправоты.
— Эдди же встречался с девочками из наших. Он танцевал с женщинами, приходившими в клуб. Ты же его партнерша, и он целует нас во время танца.
— Эдди — китайский Фред Астер, но это не означает, что он не может быть петушком.
— Да что это значит?
Я вздохнула.
— Петушок — это тот, кто любит «топтать» не куриц, а других петухов. Мужчин. Им нравится…
Грейс подняла руку, не желая слушать продолжения.
— Откуда ты знаешь?
— Я выросла в Сан-Франциско. В самом городе. Может быть, поэтому я всегда знала, кто такой Эдди. — Подумав, я добавила: — В каждой семье есть своя паршивая овца.
— Паршивая овца? У нас в Плейн-Сити такого не было, — задумалась Грейс. — Хотя, может быть, продавец гамбургеров… Элен, а ты уверена?
Я кивнула.
— Но он все равно тебе нравится?
— Он мой друг и партнер. Я уважаю его, и именно он привез меня сюда. И вспомни, Грейс, как много хорошего Эдди сделал для тебя. То, что ты узнала о нем сейчас, ничего не меняет. Он все тот же человек, которого ты знала все это время.
Грейс насупилась. Наконец она дернула плечами, избавляясь от накопившегося напряжения. Потом она просто посмотрела мне в глаза.
— Как думаешь, может быть, все мужчины в этом бизнесе петушки или голубки? Как их там называют? Потому что это многое бы объясняло.
Первые два месяца 1941 года выдались тяжелыми и беспросветными. Я ощущала себя покинутой всеми, одинокой и лишенной надежд. Я ездила на автобусе в Чайна-таун на работу, ходила на просмотры, которые не приносили никаких результатов, и беспокоилась о том, где бы взять денег. Грейс тоже нельзя было назвать жизнерадостной и веселой.
— Как думаешь, сколько порций свинины можно подать клиентам, не замечая этого, если ты полностью погружен в мечты? — спросила она как-то.
И чем дольше были наши вечера, тем причудливее становились наши фантазии.
В конце февраля я слегла с кишечным гриппом. Я свернулась на диванчике, спала и никуда не выходила. Спустя пару дней Грейс начала посматривать на меня таким взглядом, которым, как я иногда замечала, она окидывала некоторых наших танцовщиц.
— Элен, — сказала Грейс однажды, сев на пол перед диваном, — я, кажется, знаю, что с тобой происходит. Ты беременна.
— Беременна?
— Ну да. Подумай сама. Когда у тебя последний раз были месячные?
Я прикинула в уме и поняла, что их не было с… А потом добавила к картине остальные симптомы.
— Ой! — Я вонзила ногти
