Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Родной дочери, Маделин, Ласалль признавался, как в апелляционных жалобах, так и лично, что действительно похитил Салли, чтобы спасти ту от матери, которая «вечно шлялась по мужикам или валялась с ними дома в койке», а заодно и приводил слова Салли, которая ему якобы признавалась: «Матери совершенно наплевать, что из меня получится. Она меня вообще ненавидит, одежду никогда не покупает, не заботится [sic!], и ее никогда нет дома».
Такие вот сказки о любящем отце Ласалль рассказывал Маделин, дочери, которая выросла без него: он описывал, как ездил в Филадельфию «повидать другую дочь от законной жены, с которой он на тот момент уже расстался, но никого не было дома». (Дороти Дейр, разумеется, подала на развод еще в 1943 году, после того как Ласалля арестовали по обвинению в изнасилованиях.)
Ласалль снова и снова заявлял: у него имеется «неопровержимое доказательство» того, что Салли его дочь, но, конечно же, так никогда его и не предоставил. Он даже укорял газетчиков за то, что они напечатали имя Салли после того, как ее освободили в Сан-Хосе, – дескать, «незаконно разглашать имя ребенка». Говорил, что сразу признал вину лишь потому, что опасался «МЕСТИ ТОЛПЫ» (именно так, большими буквами), и потому, что прокурор Коэн «внушил подсудимому, что брать адвоката нет смысла, поскольку никакой адвокат ничем ему не поможет».
К апелляциям Ласалля прилагаются письменные показания под присягой, подкрепляющие его утверждения, что он любящий отец. Если документы настоящие, можно с уверенностью утверждать, что соседи Ласалля и Салли при желании не раз могли бы разглядеть чудовищную правду, скрывавшуюся за видимостью нежной привязанности отца и дочери. Если же документы фальшивые, тем грязнее и страшнее правда о неволе, в которой жила Салли: она оказалась во власти человека, который так отчаянно стремился казаться достойным и прикрыть бездну своих преступлений, что врал даже самому себе.
Большинство показаний соседей Салли Хорнер и Фрэнка Ласалля в Далласе я почерпнула из заявлений, приложенных к записке, которую в 1954 году представили в апелляционный суд. Прочитав копию показаний, которые его мать, Нелроуз Пфейл, якобы дала по делу Салли, Том Пфейл заявил, что она бы такого в жизни не сказала[223]. «Моя мать совершенно точно так не говорила. Такими словами, такими фразами», – рассказывал мне Том. Насторожило его и обилие орфографических ошибок: «Мать писала очень грамотно, – пояснил он. – Сразу после колледжа она поработала секретарем у трех адвокатов. В законах она, может, и не разбиралась, но выражалась всегда предельно ясно».
Высмеял Том Пфейл и приписанное его матери утверждение[224], что Салли якобы «просиживала у них дни напролет». Во-первых, Пфейлов и дома-то не бывало. Помимо трейлерного парка, Чарльз и Нелроуз владели складом пиломатериалов и управляли им. Всю неделю каждый день работали по 16–18 часов; сыновья с подросткового возраста тоже начинали работать на складе, и хорошо, если раз в неделю им удавалось урвать полдня и отдохнуть. Закончив школу, Том поступил на службу в морскую пехоту, попал в учебный лагерь новобранцев и, по его словам, подумал: «Ха, такое я уже проходил».
«Моя мать была очень сильной женщиной, – говорил Том. – Роста невысокого, от силы пять футов и один дюйм[225], но могла запаять водопроводную трубу. Если вода замерзала или трубу прорывало, Нелроуз ее чинила. Нет, она не была скупой или жесткой, но управлять трейлерным парком – не то же самое, что свадебным салоном». Она была настолько трудолюбива, что работала на складе пиломатериалов почти каждый день и перестала лишь за четыре месяца до смерти (Нелроуз умерла в 2001 году в возрасте 84 лет). В трейлерном парке у них с Чарльзом было железное правило: не водить дружбу с постояльцами. «Она собирала плату за проживание, и все, – пояснял Том. – Они так решили, наученные горьким опытом. Пару раз я заводил дружбу с постояльцами, чего не должен был делать, и те обдирали моих родителей как липку. Стоит сойтись с такими людьми поближе, и начинается: „Ой, на этой неделе я не смогу заплатить“». Так что в итоге Пфейлы решили свести к минимуму общение с жителями трейлерного парка. «Салли просто не могла бывать у нас по нескольку раз на дню», – подчеркнул Том.
Впрочем, его воспоминания не расходятся с показаниями, которые, предположительно, дала в суде его мать: Ласалль баловал Салли. «Она ничего не выпрашивала, не каталась по земле, колотя руками и ногами… Достаточно было сказать – и Ласалль ей все покупал, – рассказывал Том. – У нее были красивые новые платья. В обносках она не ходила. В общем, в черном теле ее не держали. Потому-то все и удивились. Мы-то думали: надо же, как мило, что папа так любит дочь».
В свидетельстве, которое приписывают Нелроуз, есть одна любопытная нестыковка: там указан новый адрес Пфейлов, Лондейл-авеню, дом 2240. Если показания сфабрикованы, на чем настаивал ее сын, то откуда Фрэнк Ласалль узнал, что Пфейлы переехали? Ведь его тогда уже не было в трейлерном парке на Коммерс-стрит.
Том Пфейл настаивал, что его мать не общалась с сидевшим в тюрьме Ласаллем: «Да чтобы моя мать давала какие-то письменные показания или еще что-то… Это так же невероятно, как если бы вдруг выяснилось, что она прилетела с Марса».
Из тюрьмы штата Нью-Джерси в Трентоне Фрэнк Ласалль тоже писал письма[226], как прежде, когда отбывал другие сроки заключения. По словам некоторых из детей Рут Джаниш, несколько раз он писал их матери. И Вирджиния Вертман, родившаяся уже после освобождения Салли, и старшая ее сестра, Рейчел[227], помнят, что видели у Рут сложенные письма Ласалля в многочисленных альбомах, по крайней мере один из которых целиком занимали вырезки из газет с репортажами о спасении Салли.
Мне не удалось увидеть эти альбомы Рут собственными глазами. Их