— А в целом это стандартные жизни, немного разные, только и всего.

— Они могут быть сильно разные! Сильно! — воодушевился дружок, добавив в речь ноты экспрессии. То ли тема была ему очень близка, буквально затрагивала за живое, то ли сказалась очередная выпитая рюмка водки. Если второе — это плохо. Мне нужен собеседник здравый и трезвомыслящий, а Голиков вскоре сломается и будет вести со мной маловнятные беседы из-под стола. Испугавшись, я встала и быстренько убрала бутылку в холодильник. Будто не замечая этого, парень продолжил: — Допустим, ты отправилась получать визу в США. И в одной из жизней ляпнула что-то не то. И тебе ее не дали. А в другой дали, и ты укатила туда. Так тебе понравилось, что ты решила остаться. Вот тебе качественно разные жизни! Одна в США, другая — здесь. А есть что-то, от тебя не зависящее. Допустим, лотерея. Взять ту же Америку. Там же компьютер решает, кому дать гринкард. Вот, одна из вас выиграла, остальные — нет.

— Ну хорошо, но это все-таки в пределах разумного. А принц, вознамерившийся на мне жениться? Это как? А пытки на стройке и трупы, торчащие из мешка? Это слишком все, понимаешь? Слишком! Вот я и пытаюсь понять, отчего это все происходит. А любимый человек, погибший в одной из жизней? Который, кстати, вел себя до этого весьма странно? Да и вообще, все здесь очень странно и не похоже на реальность!

— М-да…

— Что м-да? Мне от тебя нужен разумный ответ. Как действовать дальше? Как это все изменить и как что-нибудь вообще понять?

— Я, кажется, что-то придумал.

— Да? — обрадовалась я и даже потянулась к нему поближе, выставив локти на стол. — Ну же! Говори!

Но Голиков почему-то смотрел не на меня, а на свою пустую рюмку. И говорил, будто бы обращаясь к себе:

— Надо написать себе письмо! Второму я! Интересно, что он мне ответит! А ты будешь передаточным звеном между нами!

— Да пошли вы на со своими письмами! Заколебали оба! — взбесилась я и вышла из-за стола с такой резкостью, что даже ударилась об угол.

— Нет же, подожди, — он ухватил меня за руку, чтобы не ушла. — Ты же хочешь, чтобы я окончательно тебе поверил? Дай мне написать самому себе письмо!

— Никаких писем вам не будет! Тоже мне. Игрушку нашли себе. Письмами обмениваться. Тут серьезные вещи, между прочим, происходят!

— Ну пожа-алуйста! — сложил Голиков губки бантиком, а ладошки перед лицом.

— Да ты пьян! — сделала я важное открытие, ахнув, и поволокла его в кровать. — Отоспись! И знай: я с вас двоих не слезу, пока вы не придумаете, что мне дальше делать! Гендиректор может и впрямь сунуться к Игорю, и что тогда? Я и так потеряла его в хорошей жизни, я не хочу еще потерять его в плохой!

— Ну ты же теперь типа самбистка, — хихикал Виталий, таща ноги по полу вслед за телом и вяло ими перебирая, якобы помогая мне тем самым себя нести, а на деле только усложняя задачу. Лодырь! — Вот и уложишь каждого директора, который посмеет дотронуться до твоего бойфренда! Ха-ха. Ну дай мне написать себе письмо! Это же так интересно!

— Не дам, пока не найдешь выход из моей ситуации!

Я уложила-таки друга в постель, а сама осталась ждать, сидя в кресле. Возможно, проснувшись, он выдаст мне что-нибудь дельное. А сама занялась размышлениями. Недавно друг обмолвился, что мне рано или поздно придется выбирать одну из двух жизней. Но как? И зачем? И в чем состоит весь этот дьявольский план помещения меня на распутье двух реальностей? Какой в нем смысл? И если я как-то смогу задержаться в одной из них, что будет происходить дальше? И смогу ли я когда-нибудь поймать своего клона и вытрясти из него (пардон, из нее) всю правду о наших перемещениях? Вопросов было больше, чем ответов.

— Жрать хочу, — выдал «дельное» хозяин квартиры, пробудившись. Нет, он издевается! Я совсем не этого ждала!

— Ты только что натрескался! — грубо парировала я. Вообще говоря, прошло уже больше двух часов, да и за столом Виталик не ел почти, а все больше пил, но мне некогда было его кормить. — Ну, давай!

Потерев руками лицо и осмотрев комнату, словно вспоминая, его это комната или чья-то чужая, буркнул недовольно:

— Чего тебе давать?

— Идеи! Свежие! Ты же отоспался.

— Я отоспался, но я не наелся, — отрезал он и пошел на кухню. Оттуда крикнул мне, погремев пару минут дверцами и кастрюлями: — Ну ты, баба! Сваргань мужику что-нибудь!

Собрав всю волю в кулак, чтобы удержаться от злобной тирады в его адрес, я все же отправилась на кухню и стала готовить еду, однако, пару раз вслух заметив, что даже для Игоря не готовила, а ты, мол, кто.

— Бедный мужик твой Игорь, — вяло огрызнулся Голиков, пытаясь утащить со сковороды недожарившийся кусок мяса. Я ударила его по руке. — Ай! Ну сколько он там будет еще?

— Пять минут осталось, — тыкая вилкой, сообщила я весьма приблизительную, но, несомненно, важную информацию.

— Так вот, — уселся друг за стол, широко расставив ноги и взяв в руки вилку, словно барин, ожидающий, пока прислуга подаст ему чем трапезничать. — Бедный, говорю, мужик твой Игорь. Тебя, значит, по кабакам вылавливал и домой отвозил, бросая свои там всякие репетиции и друзей, а ты ему даже харчей не варила. Ай-яй-яй, Борисова. За что тебя только мужики любят?

— Спасибо.

— За что? — по тону он понял, что я не ерничаю, и весьма тому удивился. Благодарить за издевку? Это ново.

— За то, что отзываешься о нем в настоящем времени. Твой клон без конца повторяет, что он «был», «любил» и так далее. А мне так важно думать и слышать, что Игорь жив.

— М-да… Но его можно понять, в той жизни, где мой клон, твой парень действительно погиб. Потому он так и говорит. Но вообще это так странно… Почему там он разбился, да еще и при таких загадочных обстоятельствах, а тут поживает себе и даже группу вывел в разряд популярных?

— Ты знаешь, я тоже об этом часто думаю, — заинтересовавшись, отвернулась я от плиты и взмахнула вилкой в такт своим словам для придания речи выразительности. — Твой клон считает, что одна из жизней должна становиться все хуже, а вторая — все лучше, но как тогда объяснить тот единственный плохой момент в этой чудесной жизни, что Игоря нет, и отличный момент в этой плохой жизни, что он жив-здоров и осуществляет, притом вполне успешно,