Между тем кошмар гражданской войны продолжался. Гугеноты, сильно ослабленные после резни в Варфоломеевскую ночь, старались восстановить силы, а два де Гиза (теперь кардинал и его племянник, герцог Генрих Наваррский) неуклонно укрепляли численность рядов и влияние. Это станет особенно ясно, когда в 1584 г. умрут младший брат короля и предполагаемый наследник престола герцог Анжуйский Франциск. Следующим наследником французской короны был, трудно поверить, брат короля в девятом колене король Наварры Генрих, сын Антуана де Бурбона и прямой наследник по мужской линии Людовика Святого. К сожалению, он был протестантом. Поскольку де Гизы никак не могли примириться с мыслью о короле, не исповедующем католицизм, они заставили Генриха III издать эдикт, аннулирующий права Генриха Наваррского на трон. Тут уже не остается никаких сомнений, что король находился, пусть даже не желая того, под полным контролем де Гизов. Однако он знал, что существует один способ восстановить свою независимость. Король выждал время, а затем, через два дня после Рождества 1588 г., пригласил кардинала и герцога в замок Блуа, где их хладнокровно убили гвардейцы короля.

Реакция была незамедлительной. Королева Екатерина предсказуемо испытала шок: она слегла в постель и через три недели скончалась, и вся католическая Франция восстала против короля. В Париже, говорят, 100 000 человек одновременно задули свечи, которые были у них в руках, и закричали: «Вот так Господь изведет род Валуа!» Но Генрих не терял самообладания. Он ускользнул в Тур, договорившись встретиться там с единственной силой, на которую теперь мог положиться, с королем Наварры (тот, будучи женат на сестре короля Маргарите, приходился ему зятем). Два короля спланировали совместный поход на Париж, но успели дойти только до Сен-Клу, где 1 августа 1589 г. фанатичный молодой монах-доминиканец Жак Клеман ударил Генриха III ножом в живот. Король Франции умер следующим утром, успев приказать всем присутствовавшим присягнуть королю Наварры как своему законному наследнику.

Гугеноты, конечно, были только рады сделать это. Католики, ожидаемо, остались непреклонными. Помимо проблемы вероисповедания Генриха Наваррского, оставался вопрос о его праве на трон. Являясь братом в девятом колене, может ли он действительно быть законным наследником? И правда, немногие короли в истории законно наследовали трон, имея столь далекую родственную связь со своим предшественником; нет ли где принца-католика с более вескими правами? Таким образом, очень скоро Генриху Наваррскому стало ясно, что если он хочет править своим новым королевством, то сначала должен его завоевать. Он победил Католическую лигу в двух сражениях, при Арке в 1589 г. и при Иври (сейчас Иври-ла-Батай) в 1590 г.; но попытка взять Париж в конце того года не удалась, и ему пришлось с неохотой признать тот факт, что ему никогда не добиться общего признания королем, пока он придерживается протестантской веры. Его слова «Paris vaut bien une messe» («Париж стоит мессы») вошли в историю. Они звучат цинично, но первоначально такого смысла в них не вкладывалось. «Что скажут обо мне добрые католики, – спрашивал он, – если, дожив до тридцати лет в одной вере, я вдруг поменяю ее, чтобы таким образом получить королевство?» Он подождал, не желая менять веру «с ножом у горла», и в итоге отрекся от протестантства через четыре года после наследования престола, 25 июля 1593 г., тщательно обсудив дело со своей многолетней фавориткой Габриэль д’Эстре. Теперь наконец он заручился лояльностью подавляющего большинства подданных и смог провести церемонию коронования (не по старой традиции в Реймсе, который твердо удерживала Католическая лига, а в кафедральном соборе Шартра) 27 февраля 1594 г.

Католики хотя и с неохотой, но все-таки признали Генриха своим законным монархом, однако по-прежнему чувствовали подавленность и ожесточенную враждебность к гугенотам. Во многих городах и селениях жизнь для гугенотов оставалась мучительно тяжелой, и, желая облегчить участь бывших единоверцев, в апреле 1598 г. король Генрих IV поставил свою подпись под Нантским эдиктом. В этом законе он пошел настолько далеко, насколько отважился: протестанты больше не считались еретиками и получали все гражданские права, включая право на работу на государственных должностях и право подавать законные жалобы непосредственно королю. На поверку эдикт не устроил ни ту ни другую стороны: католиков глубоко возмутило признание протестантизма постоянным элементом французского общества, а гугеноты по-прежнему чувствовали себя гражданами второго сорта. Тем не менее это был большой шаг вперед, закон достиг своей главной цели – положил конец межконфессиональным войнам, так долго страшно изнурявшим Францию.

Только теперь у Генриха появилась возможность сосредоточиться на восстановлении единства страны. «Мы все французы, – провозгласил король, – и граждане одного Отечества, поэтому должны объединиться на принципах здравомыслия и доброты, отказавшись от суровых упреков и жестокости, которые лишь распаляют страсти людей». К тому же он обладал еще одним козырем – своим прославленным могучим обаянием и сильным гасконским акцентом, против которых его подданные устоять никак не могли. Его, как Франциска I, любили еще и за открытое восхищение красивыми женщинами[86]. Его первый брак, с сестрой Генриха III Маргаритой, был неудачным, и пара осталась бездетной; теперь он хотел развестись и жениться на любимой Габриэль, с которой они уже имели троих детей. Неудивительно, что он столкнулся с довольно сильным противодействием, но дело трагически разрешилось в апреле 1599 г.: Габриэль неожиданно скончалась, произведя на свет мертворожденного сына. В том же году Генрих получил решение о признании брака недействительным и женился на Марии Медичи, шестой дочери Франческо I, Великого герцога Тосканы. В свои двадцать восемь лет дородная бедняжка Мария выглядела, как персонаж с полотен Рубенса (он и на самом деле ее рисовал). К этому возрасту она уже имела значительный лишний вес, и при дворе ее звали «толстой банкиршей». Она родила Генриху двух сыновей и трех дочерей (в том числе будущую королеву Англии, жену Карла I Генриетту Марию Французскую), но король никогда не испытывал к ней особой любви. Отношениям между супругами вряд ли способствовали ее постоянные ссоры с многочисленными дамами, с которыми она делила королевскую постель.

Домашние раздоры, однако, ни на миг не отвлекали Генриха от стоявшей перед ним важнейшей задачи – умиротворить и возродить Францию. «Везде разруха, – докладывал венецианский посол, – подавляющую часть скота истребили, поэтому больше невозможно пахать… Люди уже не такие, как раньше, учтивые и порядочные; война и кровавые зрелища сделали их коварными, грубыми и жестокими». Он не погрешил против правды: другие очевидцы пишут, что крестьяне, у которых не было рабочих животных, пахали на себе, натянув веревки на плечи. Население городов резко сократилось, в некоторых местах на 60 %. Но Генриху исключительно повезло с верным помощником, его правой рукой. Максимильен де Бетюн, которого в 1606 г. король сделал герцогом Сюлли, обычно вставал в четыре утра, завтракал в 6:30, работал до полудня, обедал, а затем снова работал до ночи. Вместе с Генрихом они считали, что источник благосостояния Франции прежде всего лежит в самой земле: они строили мосты и большие, обсаженные вязами дороги, осушали болота, рыли каналы и восстанавливали леса на обширных территориях, которые обезлюдели из-за войн. Городу Парижу они сделали два крупных подарка: первый – Большая галерея Лувра, изначально (с тех пор она значительно укоротилась) длиной около 500 ярдов [ок. 460 м], идущая вдоль правого берега Сены от старого дворца до нового, построенного Екатериной Медичи в Тюильри; второй (еще более важный) – мост Пон-Нёф («Новый мост»), который, несмотря на свое название, является старейшим из мостов через Сену. Сейчас посередине моста, в том месте, где он пересекает остров Сите, стоит великолепная конная статуя короля Генриха IV работы итальянского скульптора Джамболоньи. Магию Генриха главным образом определял тот простой факт, что он искренне любил свой народ. Эту любовь он выразил в своем знаменитом изречении: «Если Господь продлит мои дни, я обеспечу, чтобы каждому крестьянину в моем королевстве хватало на куриный суп по воскресеньям». Увы, Бог не смог выполнить свою часть уговора. Пятидесятишестилетний Генрих пережил два покушения на свою жизнь, но третье оказалось роковым. 14 мая 1610 г., когда его карета остановилась в заторе на узкой улочке Рю-де-ля-Феррони, католический фанатик Франсуа Равальяк распахнул дверь и ударил Генриха ножом в грудь, резко оборвав жизнь одного из самых великих королей Франции. В начале правления его отчаянно ненавидели и яростно критиковали – после смерти он стал всенародно любимым.