– Кого? Мать родная? – вскочила теперь уже Надежда.

– Да! Да! Я ее мать! Я, а не ты! Я родила ее, а ты украла!

Надька рухнула обратно на стул и молча уставилась на Галину.

– Я родила Аню, – жестко произнесла Галина. – Я. А ты вдвоем с нянькой украла моего ребенка. Подменила.

Надька сидела как громом пораженная и все молчала.

– Значит так, – очень внятно продолжала меж тем Галя. – Мы готовы забрать у тебя девочку. Тебе она в тягость. Мы готовы, – она сделала паузу, – даже дать тебе немного денег, чтобы ты могла… – Галя осмотрелась, – привести вот хоть дом свой в порядок. Я еще раз повторяю: немного. Немного денег. И мы отказываемся от уголовного преследования за кражу нашего ребенка. – Она опять сделала паузу, надеясь, что Надька способна осмыслить то, что ей говорят. – Но с условием! Ты со своей стороны подпишешь официальный отказ от родительских прав. И просто объяснишь всем, кого это будет интересовать, что тебе воспитывать дочь одной не под силу. Вот то самое, что ты нам здесь говорила. После этого мы Аню удочерим.

Надя тупо смотрела в лицо Галине и вдруг встрепенулась.

– А че это немного, а? – с ходу заголосила она. – Че это немного денег-то за мою кровиночку?!

– Какую кровиночку, дура ты долбаная! – заорал неожиданно дотоле молчавший Игорь. – Ты что, не понимаешь, чем тебе все это грозит?!

Надежда опала на стуле, в испуге глядя на как бы вдруг оживший манекен. Потом обратилась к Галине.

– Да как же можно? – проблеяла она. – Я ж ее растила, ничего не жалела…

– Заткнись! – рявкнула Галина. – И учти – только вякни что-нибудь – засужу! Имей в виду, санитарка роддома Крайнова – твоя подельница – уже дала показания, как вы все это с ней провернули. И все, что ты тут нам наговорила про дочь, – все на диктофон записано. Так что, если что – пойдешь за свои дела в колымский лагерь. А срок я тебе обещаю! В общем, если ты хочешь жить спокойно, да еще избавиться от ненужного тебе ребенка, да еще и НЕМНОЖКО денег… – Пауза была очень выразительной, Галя смотрела в глаза пьянице с ненавистью, – так имей в виду, – закончила она уже спокойнее: – Сиди тихо и делай что тебе говорят!

* * *

Наиболее трудное было впереди. Нужно было как-то объясниться с Татьяной Ивановной, Галиной матерью, души не чаявшей во внучке – в их Аленке. И еще сложнее – нужно было объясниться с самой Аленкой. А самое-то страшное, потому что непонятно вообще, как такое возможно, – самым страшным казалось, познакомившись с ничего не подозревающей Анечкой, убедить ее, что она теперь должна жить с ними, в чужом для нее доме, да убедить еще, что так будет хорошо и так будет правильно.

Дальнейшие трудности были тоже очевидны и в сознании Галины всплывали одна за другой. Но она даже не хотела пока об этом думать. Задачей номер один было перевезти девочку к ним. И эта комплексная проблема занимала теперь все ее помыслы.

* * *

– Аня, Анечка! – Галя опять стояла у ворот школы, на этот раз вместе с Игорем, и пыталась привлечь внимание дочери, медленно бредущей по двору. – Анечка, здравствуй! Мы к тебе.

Девочка удивленно поздоровалась, остановилась в растерянности.

– А мы к тебе, Анюта… – повторила Галина, не зная, как начать.

– Ты нас не помнишь? – встрял Игорь. – Мы твои родственники.

Галя брызнула в мужа укоризненным взглядом и снова обратилась к дочери:

– Да, мы твои родственники. Нам нужно с тобой поговорить, Анечка. Ты нас не бойся, мы тебя никогда не обидим. И вообще тебя больше никто не обидит… – Она сбилась, смутилась, но тут же оправилась: – Нас твоя мама прислала, чтобы мы поговорили с тобой и забрали тебя пока к себе.

Испуганная Аня во все глаза смотрела на незнакомцев.

– Я… домой иду… – сообщила она. – А где мама?

– Мама уехала. Ненадолго. А нас, как родственников, попросила за тобой присмотреть. И мы так обрадовались, – зачастила Галя. – У нас ведь тоже дочка, Аленка, твоих же лет. И она тебе как бы сестра.

– Как бы сестра? – переспросила девочка.

– Ну, в общем, сестра. Она всегда сестру хотела. А тут такая радость. Поживете вместе. Мы тут недалеко… ну… не очень далеко. Сейчас заедем за твоими вещами, возьмем самое необходимое… Там тебе мама записку оставила. Ну, пойдем, Анют, Игорек, возьми же у нее рюкзак, видишь, какой тяжелый.

Растерянная Аня отдала рюкзак. Игорь улыбался почти так же испуганно, как и она.

– Да, да, – приговаривал он, – к нам поедем. Тебе хорошо будет…

Они шли к машине. Собравшаяся с духом Галя не умолкала:

– Мы уже все приготовили. А мама в деревню поехала, к родственникам. С работы ее… сократили… Поживет пока там, здоровье поправит. Не знала, как с тобой быть, вот нас попросила… Мы хотим помочь. У нас тоже дочка, сестрами будете… Там у нас еще бабушка… А со школой я утрясу вопросы, в нашей будешь учиться…

– Так вы что, меня надолго забираете? – снова испугалась Аня. Она остановилась в тревоге.

– Ну, пока все устроится… – неопределенно откликнулась старательно улыбавшаяся Галя. Она фальшивила от страха. Ребенок не мог не почувствовать.

Аня опустила голову и молчала.

– Я не могу к вам, – выдавила наконец. – Мне нужно с мамой…

– Так мама же нас и попросила. Сказала, плохо живете, а теперь, когда она без работы, вообще непонятно, как жить. А мы ведь только рады… – Галя вдруг умолкла, провела руками по лицу. – Ох… Анечка, ты пойми, мама сейчас просто не может. А мы можем, – сказала с отчаянием. – Мы можем и хотим помочь. Тебе у нас будет хорошо, вот увидишь. А там… Ну там уж видно будет, дальше-то. Поедем скорее к вам, ты записку от мамы прочитаешь, вещи свои соберешь и… поживешь пока у нас. А понравится – так и насовсем оставайся.

Аня кивнула. Печально тронулась с места. Они доехали до Надькиного дома, поднялись в квартиру. На столе под пустой замызганной сахарницей с налипшими на ней внутри и снаружи сахарными окаменелостями лежала бумага.

– Вот записка. Прочитай, Анюта. Мама все написала. Обещала звонить.

– А ей? Можно ей позвонить?

– Сказала, сама позвонит. Но ты не горюй, все наладится. Читай пока записку.

«Дочка, – прочла Аня, – еду в деревню. Когда вернусь, не знаю. Поедешь с тетей Галей и дядей Игорем. Поживешь пока у них. Люди хорошие и нам родня».

Галя смотрела через Анино плечо на записку и жалела, что мало текста придумала для этой Надьки. Вроде бы не очень успокоительная записка получилась. Но с другой стороны, даже Анечка, ребенок, наверное, заметила бы подвох, если бы прочитала от своей матери, такой, какой она ее знала, длинное теплое послание. Да и эти-то две строчки под диктовку убогая Надька писала еле-еле, вон какие каракули – что с нее взять! «Ладно, – подумала Галя, – мы дочку сами отогреем. А от этой жабы ей теплых слов и раньше было не дождаться. Как ни горько получить такое письмо от родной вроде бы матери, а пусть хоть правдоподобно будет».