– Уезжаю на Карибы, суперсуперпроект. Я тебе говорила.

– Говорила.

– Съемки для испанского «Elle». Угадай, кто снимает.

– Мария, ты знаешь, я не отличу одного фотографа, который снимает моду, от другого.

– Севи. Все знают Севи.

Нужно позвонить Таш и сказать, что он ее упустил. Потом они решат, сообщать социальному работнику или нет.

– Он сделал обложку последнего номера «Marie Claire».

Может, позвонить в школу и сказать, что она пошла к врачу? Потом он вынудит ее сказать, где была.

– «Marie Claire», – повторила Мария для пущего эффекта.

– Они что-то напутали в отделе доставки, и я не получил журнал за этот месяц.

– Ты очень унылый человек. Много плохих шуток.

– Мария, солнышко, мне некогда. Нужно срочно позвонить.

– Может, ты становишься гомосексуалистом?

– Нет, не сегодня, но я об этом подумаю.

– Моя сестра вышла замуж за гомосексуалиста. Я тебе говорила?

Он ее не слышал. Из сетчатых ворот чуть дальше по улице появилась огромная коричневая лошадь. Подпрыгнула легонько у урны, скользнула в сторону, оказавшись на булыжной мостовой. Копыта зацокали на твердой поверхности. Когда она приблизилась, Мак прищурился: стекла в машине запотели. Но личность седока сомнений не вызывала. Он был поражен.

– Мария, мне пора. Позвони в другой раз, и мы что-нибудь придумаем.

Он сунул телефон в карман и, когда лошадь отошла на безопасное расстояние, открыл дверцу и выскочил из машины. Волосы Сары были собраны сзади, тонкая фигура слегка возвышалась над огромным животным, школьный свитер был виден издали. Конь снова прыгнул в сторону, она сидела неподвижно. Опустила руку и погладила животное по шее, словно хотела приободрить.

Мак захлопнул дверцу и бросился к багажнику. Достал свою «лейку», не спуская глаз с девочки на лошади. Запер машину и пошел следом за ней по улице. Она была погружена в себя, не обращая внимания на городской шум и суету вокруг. Когда они свернули за угол, он увидел, что она направляется в парк.

Он поразмыслил, достал телефон и набрал номер, укрывшись в дверном проеме, чтобы его не было слышно.

– Это канцелярия школы? Здравствуйте, это говорит опекун Сары Лашапель. Хотел сообщить, она сегодня идет к врачу и не сможет прийти в школу. Да, простите, я должен был позвонить раньше…

Пока Папá не заболел, бо́льшая часть тренировок Бо проходила с земли. Папá управлял им с помощью поводьев, стоя позади, уча его понимать, что означает разная степень давления руки или поводьев, как сохранять равновесие, когда податься вперед, когда поворачиваться налево или направо. Сара становилась у его головы или плеча, закрепляя то, чему его учил Папá, иногда легким нажимом или голосом, иногда слабым ударом хлыста. Так, объяснял Папá, Бо научится не дать ей потерять равновесие. Папá всегда говорил, что на ней лежит ответственность, что ее присутствие усложняет Бо жизнь. Она давно перестала принимать это близко к сердцу.

Когда-то у дедушки был конь по имени Геронтий. Его три года тренировали с помощью поводьев, прежде чем разрешили оседлать. Дедушка неустанно повторял, что это не замена тренировок, а их основа. Все прыжки, sauts d’ècole, базировались на этом. Не освоить их было нельзя.

Все это хорошо, думала теперь Сара, но ей надо ездить. Она сидела в седле, позволив коню немного размяться, мягко журя, когда он пугался уличных фонарей, автомобильных заторов или люков, на которые шесть недель назад не обращал никакого внимания. Она была вынуждена пропустить два дня. За эти два дня его, может быть, кормили и поили, но не выводили из конюшни. Для умного, сильного коня, как Бо, это было равносильно пытке. Она знала это и готова была заплатить любую цену.

Дождь усилился. Сара подняла руку, прося машины остановиться, чтобы они могли перейти через дорогу. Бо учуял зеленую траву и рванулся вперед. Дождь прогнал всех из парка, и им никто не мешал. Но лошадь была возбуждена, пожалуй, слишком сильно. Попав после заточения на пружинистый грунт, ее копыта словно заряжались электричеством.

«Слушай меня», – велела Сара своей посадкой, ногами, руками. Но чувствовала, что в нем копится энергия, требующая выхода.

«Левада», – сказал тихий голос внутри ее.

Папá говорил, чтобы она даже не пробовала это делать, это слишком трудный элемент. При выполнении левады лошадь должна перенести вес на задние ноги, согнутые под углом в сорок пять градусов. Это был тест на силу и способность сохранять равновесие, переход к более трудным фигурам классической выездки.

Но Папá это делал. Она тоже, с земли. Она знала, что Бо способен на это.

Сара вдохнула влажный воздух, утерла пот с лица. Пустила Бо рысью по кругу, останавливая и снова посылая вперед, заставляя сосредоточиться на ней, создавая невидимую арену между урнами, тумбами и детской площадкой. Когда увидела, что он достаточно разогрелся, пустила его в легкий галоп, натягивая то один повод, то другой. В голове звучал голос Папá: «Глубокая посадка, руки неподвижны, ноги немного назад, чуть больше давления на внешние поводья». Через несколько минут она забыла обо всем: о нестерпимой необходимости подчиняться чьим-то правилам, о деньгах, которые она задолжала, о Папá, несчастном и страдающем, прикованном к постели, пахнущем лекарствами и старостью. Остались только она и Бо, занятые своими шагами. Они трудились, пока от них не пошел пар, который смешивался с мелким моросящим дождем. Она снова перевела коня на шаг, ослабила поводья, давая ему отдохнуть. Он больше не шарахался ни от шума городских улиц, ни от проезжавших мимо двухэтажных автобусов: работа расслабила, успокоила его. Папá был бы доволен сегодня, подумала Сара, оглаживая мокрую шею коня.

Левада. Неужели такой уж большой грех попробовать? Папá вовсе не обязательно об этом знать. Она сделала глубокий вдох и снова натянула поводья, пустив Бо медленной рысью, потом постепенно сдерживала, пока он не выполнил пиаффе и не начал ритмично поднимать копыта, стоя на месте. Она выпрямила спину, стараясь вспомнить инструкции Папá. Задние ноги должны находиться в центре тяжести лошади, скакательные суставы – чуть ли не уходить в землю. Она немного откинулась назад, подбадривая его ногами, давая понять, что его энергия должна быть на что-то направлена, сдерживала его, слегка натянув вожжи. Щелкнула языком, отдала серию приказов, и он насторожился, слушая ее, задвигал ушами. Сара поняла, что он не может этого сделать. Нужен второй человек, который бы давал посылы с земли. Потом почувствовала, как его круп под ней стал оседать, испугалась немного, что они оба потеряют равновесие, и вдруг верхняя часть его туловища начала подниматься. Она подалась вперед, чтобы помочь ему, чувствуя, как он дрожит от напряжения. Они воспарили вопреки силе притяжения. Сара смотрела на парк с новой высоты.

Потом он опустился на землю. От неожиданности Сара упала ему на шею, и он рванулся вперед, взбрыкивая ногами от избытка чувств, так что она с трудом удержалась в седле.