– Господин Хуцель, я ужасно виноват. Уже девять часов, и мы опоздали на два часа…

– Забудьте об этом. Забудьте.

Забравшись в грузовик, мы поехали к месту моей ночевки.

– Теперь самое главное – ехать не останавливаясь.

По дороге мы на минуту заехали на склад и взяли трехкилограммовый бочонок масла и большой деревянный ящик с итальянским сладким вермутом, которые держали про запас на случай, если руководство решит угостить должностных лиц.

На последнем повороте к моему дому мы услышали ужасающий треск пулемета.

– Боже мой! – воскликнул Ганс. – Они здесь!

Я так резко остановился у своего дома, что завизжали тормозные колодки. Мы выбрались наружу.

– Гоните во весь дух! Скорее! – заорал я.

Пулеметный огонь раздался снова, всего в нескольких сотнях метров от нас. Мы бросились в подвал дома и потащили ящики на улицу. Один раз Ганс споткнулся и упал на лестнице, громко ругаясь. Я поднял выроненный им ящик и понес к грузовику. Очередная пулеметная очередь и ружейные выстрелы послышались одновременно, когда мы бросили последний чемодан в кузов и захлопнули дверцы. Прокричав «до свидания» квартирной хозяйке, мы рванули прочь.

– Куда? – крикнул Пауль.

– На север, – ответил я. – Мы объедем американцев по широкой дуге с северо-востока, затем повернем на юг.

Когда грузовик стремительно въехал в рассеивающийся туман, я вспомнил о забытой электрической плитке и ящике с газетными вырезками и несколькими книгами – вещами, которые казались настолько ценными прежде, но теперь вдруг стали ничтожными.

Когда звуки пулеметного огня стихли, солнце стояло высоко. Мы снова двигались на север, через красивые горы Гарц. Мы свернем на Галле, потом на Лейпциг, затем на юг в сторону Обераммергау. Если только останемся живы. День был великолепным, но я по-прежнему сомневался в реальности происходящего: мы бежим от опасности по родной стране.

В Бляйхероде мы попали под пулеметный огонь американцев. А где советские войска? Кольцо вокруг нас сжималось. Что с Ирмель в Берлине? Я съежился при одной мысли об этом.

Мы по возможности избегали основных магистралей. Даже на проселочных дорогах наблюдалась военная активность. Повсюду небольшие подразделения устанавливали дорожные блоки, оборонные укрепления – тщетные попытки избежать неизбежного. Благодаря охранному свидетельству с грифом «секретно» мы беспрепятственно проезжали куда нужно. Время от времени мы подвозили солдат или блуждающих беженцев, которым было все равно куда идти.

Вскоре мы приехали в Бланкенбург – маленький городок у утеса Чертова стена, где я полгода учился в средней школе во время французской оккупации Рура много лет назад. Замечательные люди, с которыми я общался в те дни, по-прежнему жили здесь, и я не мог отказать себе в удовольствии с ними поздороваться. Я полагаю, мои чувства были сродни универсальному выражению «дух товарищества», который в эти трудные дни так ценился.

Кюдлинбург был рядом – в 20 километрах на восток. Там меня тоже ждали воспоминания… и надежда. В этом городе жили друзья Ирмель, и прежде она часто проводила у них лето. Может быть, она сейчас у них – вдалеке от берлинской бойни. На окраине города находился укрепленный блокпост.

– Мы только что получили предупреждение о воздушном налете, – сказал сержант с блокпоста. – Вам придется подождать.

Я остановил грузовик на обочине:

– Вы, ребята, оставайтесь здесь. Я пойду и узнаю, не здесь ли Ирмель.

Я вошел в Кюдлинбург. Внезапно прозвучал отбой воздушной тревоги, и люди начали выходить из убежищ и подвалов. В мэрии я узнал адрес друзей Ирмель и наконец нашел нужный дом. Ирмель там не оказалось.

– Но мы получили от нее письмо несколько дней назад. Из Берлина. Она говорит, что все живы.

Хоть какая-то информация, но она меня вряд ли удовлетворила. Кто скажет, сколько пройдет времени, прежде чем я снова с ней увижусь? Поблагодарив друзей Ирмель, я устало побрел к грузовику. Мои друзья, естественно, нервничали.

– Извините. Я не думал, что так задержусь, – грубовато сказал я. – Поехали.

Возникла заминка.

– Мы тут разговаривали… – начал Пауль.

Уже садясь в кабину, я обернулся:

– И что?

– Господин Хуцель, – сказал Ганс, – мои родители живут в Бергвице. Это около Виттенберга, вы знаете. – Он медлил. – Я знаю, это не совсем по плану, но давайте там переночуем. Там, по крайней мере, мы выспимся и, вероятно, хорошо поедим.

– Но это намного дальше на восток, чем мы планировали, – возразил я и почесал подбородок. – Хотя что мы теряем?

– Господин Хуцель, – вставил Пауль, – кто знает, что будет дальше? Может быть, Ганс больше никогда не увидится с родителями!

– Согласен. – Я улыбнулся и сел в кабину. – Поехали!

Грузовик взревел, и они уселись рядом со мной.

– Мы приедем поздно, – прибавил я. – Бензин заканчивается.

Ганс усмехнулся:

– У моего отца автомастерская. Он достанет нам бензин. А до Бергвица хватит бензина из канистр.

– Ну, тогда не будем терять время!

Как только мы тронулись с места, высоко в небе появилось огромное количество бомбардировщиков, направляющихся на Берлин. Очередная ковровая бомбардировка осажденного города! Почему Ирмель не уехала из Берлина? Конечно, у нее там родители и дела, которыми приходится заниматься даже в такие времена. Но все же…

Я едва заметил, сколько прошло времени и сколько километров мы проехали. Мы приближались к Ашерслебену, когда пулеметная очередь вырвала меня из задумчивости. Бомбардировщики! Я быстро съехал с шоссе; мы выбрались из грузовика и залегли в кювет – к нынешнему моменту подобная процедура выполнялась почти автоматически.

Мы прижались к земле. Грохот и гул самолетов становился все громче, стрельба велась почти непрерывно. Я осторожно поднял голову. На дороге стояли автомобили с открытыми дверцами – люди поспешно выбрались наружу. Никто не шевелился.

Теперь вдали слышались разрывы небольших бомб. Рядом находилась железнодорожная сортировочная станция. Вдруг к взрывам бомб присоединился стук и беспорядочный грохот, словно кто-то стрелял с земли. Потом взрывы стали тяжелыми и непрерывными.

– Они попали в поезд с боеприпасами! – хриплым шепотом воскликнул Ганс.

Самолеты улетали – пулеметный огонь прекратился, гул двигателей стих. Вскоре мы снова отправились в путь. Я размышлял о судьбе тех, кому вместе с нами пришлось остановиться на дороге.

Поздно вечером нас ждал радушный и трогательный прием в доме родителей Ганса в Бергвице. Они сделали все, что в их силах, чтобы нам было удобно. Вскоре нас вкусно и сытно накормили и напоили хорошим вином, отчего мы получили почти неслыханное удовольствие.