В это же время был назначен помощником ко мне флигель-адъютант фон Ден,[178] женатый на Шереметевой и потому приходившийся дальним родственником государя. Он был очень порядочный, умный и способный человек, но, к сожалению, совершенно больной. У него была наследственная сухотка спинного мозга, вследствие чего он не мог служить в строю. Мы были с ним сослуживцами еще с мичманских чинов, и я был очень доволен его назначением. Мы часто говорили с ним о военном и внутреннем положении в стране, и он соглашался со мной, что мы стремимся в пропасть, но тем не менее твердо надеялся на какое-то чудо, которое спасет государя и Россию.

Жизнь в Могилеве постепенно стала укладываться в свои рамки. Днем все работали, но вечера уже проводились иначе, чем в Барановичах. Там обыкновенно сидели по вагонам и занимались, кто своим делом, а кто беседой с приятелями. Здесь же или ходили в гости к знакомым или играли в карты, или кутили по ресторанам. Женатая публика стала выписывать свои семьи, чему начальство не препятствовало, и скоро в Ставке появились нарядные дамы, которые устраивали приемы по определенным дням. Дамы соперничали друг с другом, и скоро публика стала делиться на лагери, одним словом, от прежнего не осталось ни следа, а о войне как-то даже и позабыли.

Впрочем, она о себе еще напоминала. Под Вильной от 10 до 15 сентября начались сильные бои, и немецкая кавалерия произвела большой прорыв в направлении на Молодечно и быстро разлилась в направлении на Минск и Борисов. Это уже было не так далеко от Могилева, и даже ходили слухи, оказавшиеся потом неверными, что немецкий разъезд видели в лесу верстах в тридцати от Ставки. Спешно вызвали бригаду кавалерии, и даже сотни императорского конвоя вышли на заставы. Несколько дней только и было разговоров о немецкой кавалерии, но затем все стихло. Алексеев тут обнаружил свой талант. Удачной рокировкой корпусов он посадил зарвавшихся немцев в мешок, из которого им удалось выкарабкаться только с большим трудом и потерями. Все обошлось благополучно. К концу сентября фронт окончательно стабилизировался в довольно неудобном для нас положении, так как мы потеряли Вильно и Барановичи со связанной с ними рокировочной магистралью. Немцам в это время угрожало наступление союзников на Западном фронте, и нужно было взять войска с нашего для других целей.

После ухода немцев из Рижского залива Балтийский флот сейчас же занялся восстановлением минного поля в Ирбенском проливе. На этот раз поле было заметно усилено, причем были употреблены, главным образом, двойные, или вахтенные, мины. Также были на мелких местах затоплены шхуны с песком и камнями. Во время этих работ у нас подорвался миноносец «Охотник», но благополучно был доставлен в Ревель. В начале августа в Ставку прибыл с Северо-Западного фронта капитан 2-го ранга Альтфатер с просьбой разрешить командующему флотом употреблять дредноуты для операций в море, мотивируя свою просьбу невозможностью производить операции мелкими судами без поддержки крупных. Мотивировка была совершенно правильная, но генерал Данилов занял определенное оппозиционное направление. Было собрано совещание у великого князя в вагоне, на котором присутствовали начальник штаба, генерал-квартирмейстер, я и Альтфатер. Данилова убеждали целый час, но он твердо стоял на своем, говоря, что в случае гибели и тяжелой аварии дредноутов придется к Петрограду с фронта посылать два корпуса. Наконец я предложил ограничиться двумя дредноутами с тем, что два других и «Павел» с «Андреем Первозванным» останутся неприкосновенными для обороны Финского залива. Великий князь чрезвычайно обрадовался этому выходу из положения и сейчас же дал свое разрешение. Данилов потом на меня дулся три дня.

12 сентября «Слава» была приглашена оказать содействие нашим войскам при атаке местечка Шион(?) на нашем крайнем правом фланге. Ее огонь произвел такое сильное впечатление на немцев, что они моментально оставили местечко, и оно было занято нами. После этого успеха наши суда стали часто приглашаться для содействия нашим войскам. К сожалению, когда бой уже фактически был окончен, неприятельская полевая батарея, вероятно, только что подвезенная, открыла огонь из леса, и одним из трех попавших снарядов убило командира и флагманского артиллериста в боевой рубке. «Слава» сейчас же открыла огонь по лесу, и там начался такой грохот от падающих деревьев, что батарея замолчала моментально.

В половине сентября начальник минной дивизии и обороны Рижского залива контр-адмирал Трухачев[179] сломал себе руку, и вместо него был назначен временно командующим капитан 1-го ранга Колчак. По темпераменту нового командующего можно было ожидать, что он что-нибудь предпримет, и, действительно, 20 октября был высажен имитированный десант у Долиснеса. В десанте участвовали эскадрон драгун, две роты морской пехоты из Ревельской крепости, сформированные из маршевых рот, и подрывная партия. Офицеры были волонтеры с миноносцев, а командовал капитан 2-го ранга Шишко,[180] также командир миноносца. Как видно отсюда, кроме драгун, весь состав в сухопутном военном деле был, что называется, взят прямо от сохи, причем офицеры в первый раз видели своих подчиненных. По счастью, им пришлось иметь дело с ландштурмом, а иначе кончилось бы для них плохо. Десант высадился без всякой помехи со стороны неприятеля и, только подойдя к местечку Долиснес, встретил роту ландштурмистов. Произошел бой, и неприятель, охваченный с фланга и в тыл драгунами, был наголову разбит, оставив на поле сражения убитыми своего начальника, и 42 солдата, и 7 человек было взято в плен. Остальные разбежались и попрятались в лесу. Десант победоносно возвратился на корабли. Потом рассказывали много смешных эпизодов, происшедших из-за неопытности моряков в сухопутном деле. Наши потери заключались только в четырех раненых.