Генерал Безобразов имел большое влияние при дворе и пользовался большим уважением в гвардии. Я познакомился с ним в Могилеве и несколько раз беседовал. Это был большой барин со всеми достоинствами и недостатками, свойственными этому званию. Главным недостатком следует, конечно, считать весьма слабые познания в военном деле, хотя он и любил рассказывать про Суворова и других полководцев. Но он был благороден, лично храбр и не интриган, а потому и пользовался уважением.

Про его боевую деятельность мне рассказывал один из состоявших при корпусе офицеров Генерального штаба. В первом же сражении в Галиции одну из дивизий, которой командовал генерал Олохов,[189] пустили в дело до прибытия к месту всего корпуса. Когда прибыл генерал Безобразов, то послал капитана Генерального штаба К. передать на словах начальнику дивизии Олохову приказание вывести из боя гвардию до окончания ее сосредоточения. Олохов выслушал К. и сказал ему:

– Такие приказания на словах не отдаются, пожалуйте в письменной форме.

К. вернулся и доложил. Безобразов вскипел, но все же написал приказание. К. опять поехал к Олохову и получил в ответ:

– Раз гвардия вступила в бой, так она его прекратит только после победы.

Нужно сказать, что в это время было уже более 2000 пленных. Безобразов вскипел окончательно и отдал приказание об отстранении Олохова. Однако вечером все закончилось мирно за бутылкой шампанского, которого всегда у Безобразова был большой запас. Поводом к его отрешению послужил другой бой, где он заставил гренадерский полк сражаться с целой дивизией, когда у него в резерве стояло три свободных полка.

В декабре же решился вопрос, касающийся и лично меня. С вступлением государя в командование начальник Морского генерального штаба адмирал Русин решил, что ему также надлежит переехать в Ставку, но он не хотел ехать на скромное место начальника Морского управления и подал проект об учреждении независимого морского штаба, что встретило возражение со стороны военного ведомства. Вопрос тянулся три месяца и кончился компромиссом. Морской штаб был образован, но подчинен генералу Алексееву, причем адмирал Русин имел доклад в его присутствии. Балтийский флот был изъят из подчинения Северному фронту и передан непосредственно Ставке. Я был назначен помощником к адмиралу Русину, и он остался одновременно начальником Генерального штаба, т. е. в двойном подчинении и начальнику полевого штаба, и морскому министру, противно всем принципам администрации.

Тем временем мы подошли к окончанию 1915 года, самого тяжелого вследствие постоянных военных неудач. К первому января 1916 года наша армия уже пополнила значительные свои потери и снова представляла внушительную силу.

Праздники в Могилеве прошли довольно весело. Государь уехал в Царское, но жизнь била ключом. Устраивались даже танцы, спектакли, концерты и все прочее, как подобает в глубоком тылу. Все думали, что 1916 год будет последним на войне и предполагаемое весеннее наступление на всех фронтах сметет немцев, как пыль с дороги. Но человек предполагает, а Бог располагает.

В Балтийском море, несмотря на тяжелые климатические условия, деятельность не утихала. 13 ноября вышли в море дредноуты «Петропавловск» и «Гангут», бригада крейсеров и дивизион миноносцев, но последний, вследствие чрезвычайно свежей погоды, пришлось отпустить домой, кроме «Новика», который мог держаться с крейсерами. Командовал отрядом вице-адмирал Кербер.[190] Крейсера под прикрытием дредноутов поставили большое минное заграждение южнее острова Готланд, и все благополучно вернулись назад, не видав неприятеля. В тот же день английская подводная лодка Е19 донесла, что она потопила немецкий крейсер «Ундине».

20 ноября миноносцы «Новик», «Охотник», «Эмир Бухарский» и «Страшный» под командованием капитана 1-го ранга Колчака вышли из Рижского залива, чтобы захватить немецкий дозорный корабль у Виндавы. Глубокой темной ночью миноносцы нашли бывший дозорным пароход стоящим на якоре и открыли по нему огонь. Пароход сейчас же загорелся и после выпущенной с «Охотника» мины затонул. Команда в числе 21 человека была спасена нашими миноносцами.

5 декабря эскадра в том же составе повторила экспедицию для постановки мин заграждения с крейсеров и благополучно вернулась, не видав неприятеля. Вышедшая для постановки мин 27 ноября подводная лодка «Акула» не вернулась и пропала без вести. То обстоятельство, что с немецкой стороны также не было о ней никаких сообщений, заставляет предполагать, что она или наткнулась на мину или, еще вероятнее, погибла в море от нарушения своими же минами мореходных качеств лодки. Приспособление обыкновенной подводной лодки под заградитель делалось у нас первый раз и испытывалось только на рейде. Возможно, что с ней произошло то же самое, что и с миноносцами «Живой» и «Летучий» год тому назад. Тайну своей гибели она унесла с собой на дно. Это, пожалуй, самая страшная смерть на море, так как команда потонувшей лодки умирает в большинстве случаев не сразу, а может жить, если лодка не будет раздавлена давлением воды на большой глубине, до тех пор, пока хватит воздуха, т. е. несколько часов.

15 декабря наши миноносцы ставили заграждение на путях в Виндаву и Либаву, и на этих заграждениях взорвались и погибли крейсер «Бремен», дозорное судно и два миноносца. Такое обилие взорванных судов показывает неопытность немцев в деле траления и определения места заграждений.

23 декабря капитан 1-го ранга Колчак был окончательно назначен начальником минной дивизии и в тот же день вышел в море на постановку мин, но этот поход был неудачен, так как в пути ночью миноносец «Забияка» наткнулся на плавающую мину и получил большую пробоину. С трудом в плавучих льдах его удалось отбуксировать в Ревель.