– Хорошо, узнавайте, – сдалась она, понурив плечи, глаз она на него так и не подняла. – Там… – Она указала пальцем на дверь Земцовых. – Там горе. И я должна его разделить… А сейчас уходите!

Она была права и в своем сдержанном негодовании – чего приперся именно сейчас? И в том, что промолчала. Начни рассказывать, возможно, время его визита затянулось бы. А ей некогда стоять с ним на лестничной клетке и отвечать на его вопросы. Даже если от ее ответов зависит многое. Ей ведь не объяснишь, как важно ему сейчас иметь хоть какой-то результат на руках. Прежде, чем он предстанет перед руковод-ством.

Когда полковник велел ему явиться с результатами? Вечером? И хотел конкретно что услышать? Конкретно велел разобраться с посетителями кладбища. Бутылку из-под водки велел отдать на экспертизу. И еще приказал притащить Вову Кисляка ему на допрос.

Что он смог сделать из всего того, что от него ждали?

Ничего!!!

На запрос его о родственниках, похороненных по соседству с Сырниковым, ответа еще не было. Кто-то в загсе оказался на больничном, начальница уехала по путевке в Египет. А бестолковая молоденькая девочка, сидевшая в приемной и замещавшая сразу всех, только и могла, что таращить на Бойцова глазенки и трясти головой.

– Не имею доступа, простите! – щебетала она, положив руку на телефон.

– Позвоните тому, кто имеет, милая, – начал он вполне миролюбиво.

– Не могу! – И она снова трясла головой и подтаскивала телефонный аппарат к себе поближе, будто Бойцов в своем служебном рвении мог совершить что-то нехорошее, например, начать звонить ее начальнице в Египет.

– Позвонить не можете?!

– Не могу! Начальница в Египте, ее заместительница на больничном.

– На больничном же, не умерла. Позвоните ей.

– Не могу! – твердила та как заведенная. – Не велено беспокоить. Состояние очень нестабильное.

– Как же при таком ее нестабильном состоянии ваша начальница улетела в Египет, скажите на милость?! – взорвался Бойцов, не поверив в трескотню секретарши, и всерьез заподозрил, что они обе – и начальница, и ее заместительница – сейчас жарятся на солнце. – А если вдруг кому-то срочно понадобится справка о смерти или жениться кому-то приспичит? Что тогда?!

– Тогда я со всем справлюсь, – строгим, казенным голосом ответила девица и легла грудью на телефонный аппарат. – А вот в архив лезть – у меня нет полномочий.

Обозленный Бойцов ушел ни с чем. Но потом, по пути к дому, где был прописан Вова Кисляк, он вдруг вспомнил про свою сестрицу. И про то, что у нее масса подруг и что, возможно – а почему нет, – одна из них работает в собесе. Там ведь архив тоже имелся…

– Видишь как! – тут же не удержалась от упрека Сонька. – Как только заднице твоей жарко, так тебе сразу мои подруги нужны. А как любить и жениться, так…

– Так что, Сонь? – Бойцов свернул с центральной улицы в проулок, занесенный снегом, и начал вглядываться в нумерацию домов.

– А как любить и жениться, так ты среди подозреваемых кандидатку ищешь! – прикрикнула на него Сонька, напомнив ему про его невнятный лепет о Жанне Образцовой.

– Она не подозреваемая, – вяло отмахнулся он и тут же усомнился в собственных словах.

А вдруг?! Вдруг она и правда наняла убийцу для того, чтобы наказать своего гражданского мужа за неверность, обман и двоеженство; потом наняла второго убийцу, который убил ее подругу, раз та обо всем догадалась.

Господи, бред какой!

Не слишком ли много убийц для одной истории?

– Ладно, постараюсь что-нибудь сделать для тебя, – проворчала Сонька, поняв по его рассеянности, что мыслями братец уже далеко от ее ворчания и что-то катает в своей голове и не слышит ее совсем. – Диктуй мне координаты покойников…

Квартира Вовы Кисляка, он же Петров Владимир Николаевич, располагалась на втором этаже старого двухэтажного дома и встретила Бойцова обшарпанной деревянной дверью с одним незамысловатым замком под сломанной дверной ручкой.

– Нет его дома, – высунулась растрепанная старуха из соседней квартиры.

– А когда будет? – Бойцов полез за удостоверением.

– Вечером он будет, – авторитетно заявила старуха, по удостоверению мазнув лишь краем глаза.

– Откуда такая уверенность?

– Он после смены всегда дома. Жрать только купит в магазине по пути – и сразу домой.

– Один живет?

– Один, конечно. Кому он нужен-то с туберкулезом своим?! Хотя по виду ни за что не скажешь, что больной. Оглоблей не перешибешь. Тут болтают, что будто купил болячку он свою. – Старуха брезгливо сплюнула на пол через порог. – С утра заводит болящий этот свою колымагу и на пост.

– А пост у него где? – уточнил на всякий случай Бойцов.

– Возле кладбища, где же еще. Говорит, привыкать пора, вот там и обосновался. Так вот с утра заводит свою рвань, дыма полный подъезд от нее. Потом уезжает на весь день. Вечером с полными сумками жратвы возвращается. Спрашиваю: Вовка, неужели все пожираешь за вечер? Такой болезный, а аппетит, как у борова!

– И что говорит?

– Что говорит? – Старуха негодующе повела худощавыми плечами под серой пуховой кофтой. – Что может тварь такая сказать? Посылает меня на три буквы, и все.

– Понятно… А когда обычно вечером он возвращается?

– Да около восьми, иногда чуть позже. Но к девяти всегда он дома.

Свидания с руководством могло и не состояться, раз Вова Кисляк таксует такое продолжительное время.

– Ничего, мы терпеливые, мы подождем! – прорычал полковник на ухо Бойцову, когда тот позвонил ему, чтобы доложить обстановку. И тут же поспешил предупредить: – И не вздумай мне перечить, иначе заставлю возле кладбища дежурить…

Не успел!

Бойцов с сожалением посмотрел на потухший телефон в руке. Не успел доложить начальнику о главном происшествии, которое случилось сегодня. Может, оно и к лучшему. Станет снова рвать и метать и грозить ему медвытрезвителем. А когда он так вот орал, у Бойцова просто руки опускались и сами собой тянулись к письменным принадлежностям, чтобы рапорт на увольнение написать.

А хотите честно? И написал бы, если бы не Образцова. Зацепила его эта немногословная темноглазая девица с потрясающими ногами и точеной фигуркой. Не дурак был Сырников, далеко не дурак, раз выбрал себе такую красотку для внебрачных утех.

О чем же она недоговаривает, а? Что кроется в ее вечерней прогулке, во время которой она вдруг оказалась недосягаемой для телефонных звонков ее подруги?

Может, стоило поговорить с ее соседями? Дом старый, давно обжитой. Там сейчас либо старики свой век доживали, либо те, кто недавно купил в этом доме квартиры.

К последним даже соваться не стоило. Современный негласный закон общественного проживания трактует полное невмешательство в дела соседей. Порой имен соседей по площадке не знают. А вот к старожилам стоило бы нагрянуть с вопросами.