На хорошем русском он спросил у нас, может ли он говорить с нами на этом языке. Я посмотрел в пустые глаза Лейфа и Гуннара и объяснил на русском, что не все знают его язык.

– Тогда английский? – спросил он с сильным акцентом. Мы все кивнули. – В таком случае мне не повезло. Это не самый мой лучший язык. – Он пожал плечами. – Но я над ним работаю.

Перун поочередно пожал нам руки, и мы все ощутили легкий шок, а он тихонько посмеивался. Потом он показал нам нечто, похожее на каменные соломки.

– Я принес вам подарки, – сказал он, передавая по соломке каждому из нас. – Я не знаю, как они зовутся на английском. Они щиты от молнии.

Я тут же все понял.

– Фульгурит, – сказал я, – пустые трубки из песка, в который ударила молния, перегретое гладкое стекло внутри и шершавая поверхность снаружи.

Перун попросил меня повторить термин, что я и сделал. Он попрактиковался несколько раз.

– Постоянно держите фульгурит при себе, – посоветовал он. – Он защитит от Тора. Теперь его молния вам не страшна. Поняли?

Лейф с сомнением посмотрел на фульгурит.

– Эта штука защитит меня от удара молнии?

– Замечательно! – Перун хлопнул в ладоши и улыбнулся Лейфу. – У нас есть волонтер для демонстрации.

– Прошу прощения? – сказал Лейф.

– Не беспокойся, – сказал я, а Перун поднял вверх топор, который носил на спине. Уж не знаю, где находился топор, когда Перун был орлом; может быть, он меня научит, как это делать. – Я думаю, он хочет сказать, что фульгурит работает как амулет.

– Возможно, ты помнишь, что последний амулет, который у меня был, не смог меня полностью защитить, – резко напомнил мне Лейф. Он говорил об амулете из холодного железа, который я ему дал для защиты от адского огня, атакующего заклинания немецких ведьм. – Моя плоть легко воспламе… – В этот момент молния ударила Лейфа прямо в голову, и он увидел, как молния проходит сквозь его тело и рассеивается в земле. Удар грома напугал всех нас, и я практически не сомневался, что Лейф рухнет, превратившись в обугленную головешку. Как ни странно, с ним ничего не случилось. – …няется? – закончил Лейф с вопросительной интонацией.

– Ха! Ты видел! – воскликнул Перун. – Лучше, чем щит. Ты не почувствовал жара, никаких искр, да?

– Это… вроде как… щекотно, – сказал Лейф.

Все улыбнулись.

– Поразительно, – сказал Вяйнямёйнен. – А ты ударишь в меня?

В ответ Перун обрушил на него новую молнию. Ни единый волос на лице финна не обгорел. На этот раз мы все бурно выразили свой восторг. Перун сиял от удовольствия и продолжал наносить удары по каждому из нас по очереди, «для практики».

– А он имеет ограничение в защите? – спросил я, показывая на свой фульгурит. – Или спасает только от первых двенадцати ударов, или еще что-то в таком же роде?

– Нет, они благословлены мной на все времена, – заверил нас Перун. – В будущем вы можете рассчитывать на защиту от самых разных молний. Тор, Зевс, любой источник – вы в безопасности.

– Прошу прощения, великий, но ты имеешь в виду, что их следует носить в мешочке или какой-то сумке? – поинтересовался Чжанг Голао.

– Что? – Брови Перуна сошлись на переносице, как две влюбленных волосатых гусеницы. – Нет. Они должны касаться кожи – в любом месте. Если положить их в сумку, фульгурит защитит сумку, а не вас.

Огромность дара начала доходить до нас, и мы принялись неумеренно его благодарить.

– Ерунда, это мелочь, – сказал он, но не вызывало сомнений: для него важно, что мы оценили его подарок.

– Ну, теперь, когда мы все в сборе, я сотворю обманное заклинание, – объявил Вяйнямёйнен. – Всякий, кто попытается нас здесь выследить, ничего не увидит.

Я подумал, что так следовало поступить до того, как пять молний практически подряд ударили в одно и то же место, но заклинание финна все равно могло оказаться полезным.

– Прошу меня простить, если покажется, что я веду себя дерзко, но уверен ли ты, что твое заклинание обманет Хугина и Мунина, которые сторожат Асгард для Одина? – спросил я.

Темные глазницы волшебника повернулись ко мне.

– Превосходный вопрос. Ответ – да. Мне уже доводилось прятаться от них прежде. – Он вернулся к камню, на котором сидел, и вытащил из своей сумки необычный инструмент.

Он походил на нижнюю челюсть какого-то животного, все зубы были на месте, а вокруг них были натянуты тонкие желтые струны.

– Это мое кантеле, – объяснил он. – Оно сделано из челюсти гигантской щуки и волос прекрасной блондинки.

Я потерял дар речи. Что нужно говорить, когда слышишь такое? «Кем была блондинка?» или «Почему ты не выбрал брюнетку?».

Вяйнямёйнен начал петь, и я активировал очки фейри, чтобы оценить его действия в магическом спектре. Обычные связи, присутствующие в воздухе, начали затуманиваться или темнеть; он отсекал нас от обычного порядка вещей, создавая новое, отдельное измерение. Когда Вяйнямёйнен закончил, его усы слегка приподнялись в уголках губ, и я понял, что он пытается улыбнуться.

– Вот так. Все успели поесть? Мы кое-что приготовили, – сказал волшебник, указывая на котелок из кованого железа, висевший над костром.

Гуннар заявил, что он готов съесть все, что угодно, и мы подошли к костру. Мы стояли, пока Лейф и Перун принесли несколько валунов, чтобы на них можно было сеть; казалось, они соревновались между собой, кто притащит камень крупнее.

– Это скромная трапеза. Пара зайцев с морковкой и луком. У нас нет картофеля, – с сожалением сказал Чжанг Голао, – но мясо начало тушиться еще до захода солнца. Мы добавили соль и перец. Блюдо уже готово.

Я улыбнулся.

– Вы действительно приготовили тушеное мясо?

Мне всегда нравились фэнтезийные романы, написанные в двадцатом веке, в которых рассказывалось, как быстро героям удавалось приготовить ужин на костре. Для меня в этом магии больше, чем в убийстве драконов, потому что требуется не менее четырех часов, чтобы мясо получилось съедобным – даже дольше, чем на огне зимой, – однако герои в книгах умудрялись справиться менее чем за час, и без всяких объяснений. И хотя в Праге прошло всего полчаса после заката, в Надыме уже близилась полночь, и мясо наверняка было готово.

В походных мешках Вяйнямёйнена и Чжанг Голао нашлось нужное количество столовых приборов и тарелок. Оба привыкли проводить ночи под открытым небом. Все принялись за еду – за исключением Лейфа. Он выпил чашку моей крови. Перун одобрил мясо, но посетовал на слишком маленькие порции.

– Хорошо. В следующий раз съедим медведя.

Казалось, никто не собирается мыть посуду; все вдруг стали персонажами, чтущими кодекс героев Хемингуэя (с соответствующим шовинизмом), готовыми скорее умереть, чем делать «женскую работу» на глазах у остальных мужчин. Поэтому я вызвался решить эту задачу, чтобы не давить на их эго, и когда они облегченно вздохнули и поблагодарили меня, собрал посуду и понес к реке.