Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я не жалуюсь.
— Правда? А что же смотришь на меня с таким ужасом? Или я, по-твоему, должен был как-то по-другому отреагировать?
Я промолчала. Говорить ему о том, что прекрасно знала, как он отреагирует, бесполезно. Я знала всё заранее и сейчас не удивлена и не потрясена… Просто страшно. А за страх мне не стыдно и спрятать я его не могу, как бы мне этого не хотелось.
Витька ещё долго меня мучил, всё пытался придумать, как кольнуть меня побольнее. Действий и моего пристыженного молчания ему было мало, особенно, когда бил, а я всё равно молчала. Не знаю, может он надеялся, что я прощения просить буду, уверять его, что ошибку совершила и всё уже осознала, возможно, он тогда получил бы какое-то моральное удовлетворение, но я хранила молчание, потому что у меня попросту ни одного слова не находилось, которое он хотел бы от меня услышать. Знала, что всё равно не простит, даже если я в ноги ему упаду и умолять стану, просто ему это нужно, чтобы вернуть уверенность в себе. А я умолять не хотела. Я останусь виноватой, и в его глазах, и в глазах его друзей и знакомых, и, наверное, так правильно. Только бы пережить…
— Позвони ему. — Витька сунул мне телефон. — Позвони, пусть приедет и заберёт тебя.
Я смотрела на него снизу, в угол дивана вжалась, потом головой покачала, отказываясь. Его это разозлило.
— Почему? Боишься, что не приедет?
Я волосы с лица убрала и осторожно прикоснулась к болевшей от удара скуле.
— Не хочу, чтобы он меня видел… такой.
Витька замер надо мной, телефонную трубку в руке сжимая, зубы сжал, до такой степени, что побелел, потом швырнул трубку на пол.
— Какая же ты дура.
Я кивнула и кинула быстрый взгляд в сторону прихожей. Я уже и не мечтала, что он сегодня меня выпустит из квартиры. А до утра ещё ой как долго. Мне вряд ли терпения и смелости хватит выдержать всё это. Силы уже были на исходе, слёзы всё чаще на глаза наворачивались, больно было, кажется, везде, даже Витька заметил, что я из последних сил держусь. Говорить с ним бесполезно, что-то доказывать, просить, ему это и нужно, чтобы я растеряла остатки гордости, и он смог отыграться по полной. На то, что пожалеет, я не рассчитывала.
— Будешь звонить?
— Нет!
— Потому что знаешь, что не приедет.
— Тебе бы очень этого хотелось, да?
Сама я старалась об этом не думать — приедет Кирилл за мной или нет. Боялась об этом думать. Мне было настолько больно, что ещё одно разочарование я бы просто не пережила, тем более у мужа на глазах, который внимательно за мной наблюдал, каждую эмоцию ловил, выискивая для себя нужное.
Когда, поздно вечером, Витька меня из квартиры всё-таки вывел, я своему счастью поверить не могла. Ноги не держали, голова кружилась, рёбра болели настолько, что дышать больно, а муж рядом стоял, в мой локоть вцепившись, и, кажется, руку мне вознамерился сломать, напоследок, так сказать. Но я даже не вырывалась. Морщилась, но уговаривала себя потерпеть. Вместе с ним в темноту вглядывалась, с нетерпением ожидая такси. Ноги не держали, и я к Витьке слегка привалилась, он даже не заметил.
— Надеюсь, ты глупостей делать не станешь, — негромко и глухо проговорил он.
У меня сил хватило на дерзкую улыбку.
— В милицию не пойду.
— Не ходи. — Ему в тьму вглядываться надоело и он ко мне повернулся, за подбородок меня взял, мне пришлось глаза на него поднять. — Ника, то, что ты сделала… — Витька слова подбирал, а я сказала:
— То, что ты сделал, не лучше.
— Я имел на это право.
— Нет, Витя. Тебе хочется так думать. — Разбитая губа болела, и я её облизала. — И даже если всё так, как ты говоришь, это уже не важно. — На глаза слёзы навернулись, а я назло всему улыбнулась. — Я просто влюбилась. Первый раз в жизни. Я не могу об этом жалеть. Даже если он… если ему это совсем не нужно. А ты прости меня.
Он руку мою выпустил. Посмотрел с презрением.
— Пошла вон.
Я шагнула к подъехавшему такси, и только когда в машину села, выдохнула с огромным облегчением. Но в окно всё-таки посмотрела, кинула на мужа прощальный взгляд. Пыталась понять, злюсь я на него или нет. По привычке губу прикусила, сразу стало больно, во рту привкус крови и я еле слышно охнула. Но всё равно выходило так, что не злюсь. Просто рада, что всё закончилось, наконец. А синяки… Заживут синяки, а я буду помнить, насколько мучительно чувство вины. Никогда не забуду.
Таксист на меня странно косился, а когда я, трясущимися руками, пыталась деньги из кошелька достать, спросил всё ли у меня в порядке. Я кивнула, а перед глазами пелена из слёз.
Когда Тося мне дверь открыла, куталась в халат и смотрела сонно, а меня увидела и натурально ахнула.
— Ника! Господи, что случилось-то?!
Я только палец к разбитым губам приложила, прося её голос не повышать, туфли скинула и к стене привалилась, стараясь не смотреть на Тосю, которая разглядывала меня, прижав руку ко рту. Явно не знала, что делать, а пока соображала, из комнаты Фая вышла, завёрнутая в шёлковое кимоно и как ни в чём не бывало сообщила:
— Тося, ты меня разбудила своими ахами и охами.
— Фаина Александровна, да что ж это творится такое? — Тося только рукой в мою сторону повела и снова замолчала, а Фая молча на меня уставилась. Разглядывала, хмурилась всё больше, а потом я заметила, как она судорожно вдохнула и губы поджала. Они превратились в тонкую линию, а в глазах металл появился.
— Я его посажу.
Я от стены отлепилась и направилась в сторону ванной. Только проговорила негромко на ходу:
— Всё у меня нормально.
Не знаю, сколько времени в горячей ванне просидела, воду пустила и ревела в голос. Хоть душу отвела. Синяки уже проступили, но было понятно, что завтра утром картина будет ещё хуже. Ссадины от горячей воды саднило, под рёбрами тупая боль, а в зеркало на себя взглянуть страшно. Когда рыдать надоело, я умылась, под воду на несколько секунд опустилась, а когда вынырнула, головой замотала, сбрасывая с себя весь ужас сегодняшнего дня.
— Нечего его жалеть, поняла? — Фая, совсем как в детстве, на край моей постели присела, и одеяло мне поправила. На лицо моё посмотрела, а я краем одеяла прикрылась, пытаясь от её взгляда спрятаться. Она вздохнула, печально как-то, а я мысленно ужаснулась этому, Фая редко вздыхала, только в самых особых случаях.
— Мне не нужен скандал.
— Я лучше знаю, что тебе нужно.
— Фая…
— Ладно, — она обороты сбавила и по плечу меня погладила. — Спи. Тося тебе таблетку дала?
— Дала.
— Вот и хорошо. Спи. Завтра поговорим.
Хоть и говорят, что утро вечера мудренее, но я этого совсем не заметила. Проснулась вся разбитая, с жуткой головной болью, на постели повернулась и застонала сквозь зубы. Тело на малейшее движение болью отзывалось. Первая мысль — мне нужен врач с большим уколом обезболивающего; следующая — Кириллу позвонить. Правда, всё из головы вылетело, когда Тося в комнату заглянула. Заметила, что я проснулась, и вошла.