Гермиона охнула, дёрнулась и, выпустив мыло из рук, оперлась о стенку душа. Это дало возможность Гарри удобно расположиться на корточках и дарить ей незабываемое блаженство.

Гарри с удовольствием ощущал терпкий вкус ее соков и кончиком языка рисовал руны любви на самой чувствительной точке. Проходила минута, другая. Всхлипы и стоны превратились в один протяжный крик, во время которого Гермиона вся сжалась и затряслась.

— О, мой Бог, Гарри, да, да, да!

— Гарри, Гарри! Ты слышишь меня? — щелкнул возле его лица пальцами Рон. — Ты словно выпал из реальности. Что, ждешь не дождешься, когда уложишь мою сестрицу на брачное ложе?

Гарри напрягся, услышав эти слова, и помотал головой, стряхивая наваждение в виде образа обнаженной Гермионы. Осмотрелся по сторонам и вспомнил, где находится и что ему предстоит сделать и сказать.

Они с Гермионой с самого утра решили, что должны сами поговорить со своими бывшими половинками и всё объяснить, ведь так будет честнее. Но как только они пришли в Нору, на них напали организаторы торжественного мероприятия, практически разрывая на части. Гермиону утащили наверх, причитая, что героиня войны в свой день свадьбы должна блистать, а не выглядеть так, словно бурная брачная ночь уже позади.

Гарри поволокли надевать костюм. И сколько бы он не пытался прорваться в женскую спальню, его выгоняли сначала словесно, а потом и с помощью магии, объясняя это тем, что невест до свадьбы видеть нельзя.

Он с удивлением взирал на то, как все в суматохе носятся, подготавливая свадьбу, и не знал, куда кидаться и что делать. То ли и пытаться дальше прорваться в спальню, дабы объясниться с Джинни, то ли помогать рыжему семейству, ведь жениться-то он всё-таки собирался, правда, не на той, кто был заявлен в программе.

Когда Гарри увидел программки, то почувствовал себя чертовым актером театра и со злостью наблюдал, как во дворе Норы народу становится все больше и больше. Он раздраженно следил за подготовкой представления века, которое, похоже, переплюнет его битву с Волдемортом: как натянули огромный шатер, как одни цветы расставили на столах, а другие подвесили в воздухе, как засияли разноцветные гирлянды и как в полуметре над землей стал возводиться помост для четверых человек.

Ему захотелось плюнуть на всё и закричать, сообщая всем и каждому, что свадьба будет только для двоих.

Время венчания неумолимо приближалось, и он понял, что с Джинни до венчания поговорить ему так и не удастся. В таком случае, придется объясняться с Роном.

И пока он прикидывал, с чего, собственно, начать, то задумался и о том, как скоро закончится весь этот фарс и он снова окажется в привычных, родных и таких удивительно возбуждающих объятиях Гермионы.

Но сначала…

— Рон.

Друг в полном свадебном облачении стоял у зеркала и пытался привести свои рыжие волосы в порядок. Когда шевелюра не легла как надо, он растрепал её пуще прежнего, выругался и начал все сначала.

— Рон.

— Да, — буркнул он. — Я слушаю тебя, говори.

— Есть кое-что, что надо обговорить перед венчанием.

— Ты о чём? — мельком взглянул Рон на Гарри, и тот заметил, как изменился его взгляд. Из простого и отрешенного он стал внимательным, а, значит, он был готов слушать.

Гарри со вздохом начал исповедоваться.

— Понимаешь, Рон, — вся речь Гарри, которую он себе придумал, просто превратилась в сбивчивое объяснение. — Некоторое время назад я понял, что люблю её, что она для меня не просто подруга. Долго, слишком долго я принимал как должное её присутствие в своей жизни. Но я осознал, что не смогу провести без неё и дня, мне, знаешь, даже дышать трудно. Она просто нереально хороша. Она стала для меня семьей, которую я так долго искал где-то на стороне, кроме вас всех, конечно.

— Ну круто! — радостно воскликнул Рон, поворачиваясь. Он как раз закончил причесываться и стал чем-то напоминать певца Элвиса Пресли, которого Гарри мельком видел по телевизору у Дурслей. — Я рад, что ты все для себя решил! Надеюсь, ей ты сказал об этом?

— Конечно, — медленно ответил на вопрос Гарри, внимательно наблюдая за реакцией обычно вспыльчивого друга. — Мы поговорили и даже больше.

Гарри смутился и встал, готовый принять на себя любую реакцию Рона, но тот лишь улыбался, и он напряженно застыл, не понимая, как себя вести.

— Значит… Всё нормально?

— Да просто отлично! — подошёл к нему Рон и стряхнул невидимые пылинки. — Ты любишь ее, она любит тебя, и все счастливы! Пойдем, что ли, женим тебя!

Рон хлопнул Гарри по спине и направился на выход из своей детской спальни, где до сих пор висели плакаты квиддичной команды «Пушки Педдл».

Гарри так и стоял как вкопанный, не в силах привести поток мыслей во что-то цельное. Явное ощущение какой-то ошибки вылезло на самый вверх подсознания, но Гарри посчитал это просто отголоском радостного волнения перед встречей с Гермионой.

Жених хотел растрепать волосы, но понял, что они давно уложены, чтобы хоть на собственной свадьбе он выглядел прилично.

Он глубоко вздохнул и решил пока не напрягаться. В конце концов, девушки точно должны были объясниться, и свадьба из двойной превратится в обычную. А чувство вины он постарался затолкать поглубже, чтобы не натворить и не наговорить глупостей.

Полный надежды на успешное разрешение конфликта, Гарри спустился по кривой лестнице Норы на первый этаж. Там он вдохнул приятные запахи будущего праздничного обеда и вышел через заднюю дверь в ярко украшенный двор. Там, чуть не запнувшись об гнома, направился прямо к шатру, где уже играла музыка, а гости заняли свои места в ожидании финального аккорда затянувшейся войны.

Гарри увидел, как ему подмигнула светловолосая женщина в ядовито-зелёном брючном костюме, и у него засосало под ложечкой. Рита Скиттер редко появлялась там, где обходилось без скандала, а Гарри как раз хотел его избежать. Он и так почти всю жизнь пробыл в центре внимания, пора было это заканчивать.

Гарри прошёл за Роном в центр шатра, где священник заждался церемонии и, кажется, уже посапывал. Гарри смотрел на пеструю толпу и чувствовал, как его пронзают сотни любопытных, заинтересованных взглядов, и, как только он занял место рядом с Роном, толпа взорвалась аплодисментами и криками: «Ура!» — в честь героев войны. Так близко его еще никто из чужих людей не видел.

Они с Роном переглянулись и неловко помахали толпе, хотя Гарри и почувствовал тошноту, ведь еще буквально пару лет назад половина этих людей ему не верила, когда он убеждал всех в возрождении Волдеморта, а потом они и вовсе сделали его целью для убийства номер один. Но сейчас он не хотел злиться и обижаться, он хотел поскорее со всем этим покончить, забрать отсюда любимую и рвануть к морю, как они и собирались.

Заиграл марш Мендельсона, но в оркестре было слишком много флейт, и это почему-то резало слух Гарри, хотя он и слышал эту мелодию раньше.