Бросив на Конрада выразительный взгляд и надеясь, что он поймет, что ей хочется поговорить с ним, она отправилась в спальню.

Однако он даже не посмотрел на нее: повернувшись к сеньору Квинтеро, Конрад о чем-то тихо переговаривался с испанцем. Чувствуя себя одинокой, Камала услышала, как за ней закрылась дверь.

Спальня оказалась огромной. В ней также было много позолоченных украшений и инкрустаций, особенно в изголовье и изножье кровати. На столбиках, увенчанных позолоченными резными голубками, была натянута москитная сетка, сверху все это укрывал роскошный балдахин. В комнате ее ждали две горничные-индианки, чтобы помочь раздеться и приготовиться ко сну.

Это были красивые смуглые девушки с большими глазами, великолепными зубами и длинными волосами. Они отличались маленькими ступнями и такими же маленькими ручками, действовавшими, однако, с большим проворством. Двигались горничные очень плавно и почти ничего не говорили.

Одеждой обеим служило то, что, по описанию сеньора Квинтеро, считалось мексиканским национальным костюмом: нижние юбки из желтого атласа, поверх которых надета верхняя, из кашемира, расшитого золотом и серебром. Рукава и корсаж из батиста были украшены кружевами.

Камала сделала вывод, что это традиционный народный костюм, хотя он и был более изысканным, чем та одежда, которую носят простые мексиканские крестьянки.

Девушки говорили по-испански на каком-то местном диалекте, который был труден для понимания Камалы. Они помогли ей раздеться, после чего она внезапно ощутила такую усталость, что ей стоило немалых усилий поддерживать разговор.

Она легла в постель, одетая в тонкую шифоновую ночную рубашку, которую сшил для нее Спайдер.

Горничные накрыли ее тончайшей батистовой простыней, после чего опустили полог, задернули шторы на окнах и вышли из комнаты.

Под белым пологом Камала почувствовала себя морской нимфой, окутанной нежной пеленой тумана. Она как будто оказалась заброшена в иной мир, в котором навсегда осталась одна. Странное, непривычное ощущение, хотя и не вызывавшее страха.

Конрад находится рядом, в соседней комнате, и ей хотелось, чтобы он отдохнул, набрался сил и они смогли бы поговорить.

Она заснула, думая о нем, и, проснувшись через несколько часов, ничуть не удивилась, увидев, что он стоит возле ее кровати, по ту сторону противомоскитной сетки. Его стройная широкоплечая фигура четко вырисовывалась в солнечных лучах.

Он, должно быть, поднял шторы, потому что солнце заливало комнату и казалось, что та купается в его лучах.

Камала сонно посмотрела на Конрада и отодвинула край полога.

Было так жарко, что во сне она скинула с себя простыню, которой накрыли ее горничные. Сейчас на ней уже не было ничего, кроме прозрачной ночной рубашки.

Несколько мгновений Конрад стоял неподвижно, молча глядя на нее.

— Ты так прекрасна… — наконец произнес он чуть охрипшим от волнения голосом. — Прекрасна, как никогда.

Заметив мелькнувший в его глазах огонь, Камала покраснела и, еле слышно ойкнув, поспешно натянула на себя простыню.

— Я люблю тебя! — произнес Конрад и сел на край постели.

— Я хотела увидеть тебя, — застенчиво призналась Камала, — и надеялась, что нам удастся поговорить наедине.

— Это совсем нелегко, — улыбнулся Конрад. — Мне пришлось перелезать со своего балкона на твой.

Камала удивленно посмотрела на него:

— Но для чего?

— Потому что в коридоре полно слуг, — ответил он. — Я подумал, что, хотя нас и считают братом и сестрой, они могут подумать, что с моей стороны странно заходить к тебе, когда ты не совсем одета. — Он немного помолчал. — Если не совсем раздета…

Камала снова залилась румянцем.

— Кто дал тебе право тайком пробираться ко мне, если ты знал, что я тебя не жду? — укоризненно сказала она.

— Ты была так прекрасна… — сказал Конрад, и в его голосе снова прозвучала хрипловатая нотка. Было видно, что он взволнован.

Камала протянула к нему руки, однако он отстранился.

— Не смею прикасаться к тебе, — сказал он. — Если я это сделаю, мы потеряем от страсти голову и забудем, где находимся. Нам нельзя терять рассудок!

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила Камала. Ей было понятно, что он говорит абсолютно серьезно.

— Я не понимаю, что происходит, — признался Конрад. — Я хотел сходить к моим матросам и поговорить с ними, но испанцы не дали мне это сделать. Нет, они не сказали "нельзя", лишь всячески препятствовали мне. Например, заверяли, что экипаж "Афродиты" сейчас развлекается где-то в другом месте. Все это делалось с необычайной любезностью, так что противиться им было просто невозможно.

— Я не понимаю их отношения к нам, — в свою очередь высказалась Камала.

— Я тоже, — согласился Конрад. — Спайдер сказал мне, что слуги дона Мигеля поднялись на борт нашего корабля и в буквальном смысле приказали экипажу сойти на берег. Очевидно, еще до того, как мы оказались в доме сеньора Мигеля, им было дано распоряжение переправить сюда все наши вещи. Наверное, это и есть испанское гостеприимство. Но даже если и так, оно какое-то высокомерное.

— А что думает сеньор Квинтеро? — спросила Камала.

— Он озадачен не меньше, чем я, — ответил Конрад. — Он советует нам проявлять осторожность при разговорах, особенно в гостиной. По его словам, в домах, где испанцы любят плести интриги, в обычае подслушивать чужие разговоры.

— Неужели нас сейчас кто-то подслушивает? — удивилась Камала.

— Все может быть, — ответил Конрад. — Но сеньор Квинтеро полагает, что твоя спальня может быть самым безопасным местом во всем доме: испанцы невысокого мнения о женщинах и, как правило, не обсуждают важные вопросы с женами и любовницами.

— Я рада, что ты о женщинах иного мнения, — заметила Камала.

— Мне нравится разговаривать с тобой, я готов всегда это делать, — ответил Конрад. — Я хочу, чтобы ты всегда была со мной, чтобы ты стала частью меня. Мне ненавистно то время, когда я не вижу тебя!

В его голосе прозвучала нескрываемая страсть. Камала привстала в постели и приблизилась к нему лицом к лицу.

— Именно за это я и люблю тебя, — бесхитростно призналась она. — Больше всего на свете мне хочется быть с тобой!

Близость лишила Конрада самообладания. Он взял Камалу за руки и, прильнув к ее губам, прижал к себе так крепко, что у нее перехватило дыхание. Когда Камала затрепетала от желания и опьянела от поцелуя, он неожиданно выпустил ее из объятий, толкнул на подушки и накрыл простыней до самого подбородка.

— Женщина, не пытайся соблазнить меня! — улыбнулся он.

Прежде чем Камала успела что-то сказать, Конрад набросил на кровать полог, так что через полупрозрачную ткань был виден лишь его силуэт, и выскользнул на балкон.