– Тех, что вы подвесили за пустырём!

Старик непонимающе моргает. А второй уже рядом, замахивается прикладом.

– Погоди! – останавливает его первый. И смотрит на меня изучающе, будто на редкого мутанта. Только лезвие от моего горла не убирает. – Кто ты вообще такой?

– Прохожий.

– А что тут делаешь?

– Пока с пенсионерами беседую. Можем ещё и в домино перекинуться!

– Ах ты сопляк! – возмущается второй. – Кончай его, Митрич!

Ещё посмотрим, кто кого!

Митрич хмурится. И вдруг говорит:

– Ты ведь хотел потолковать? Сейчас я уберу нож. А ты опусти пистолет. Лады?

– Лады…

Я жду подвоха. Но он действительно отводит нож. Легко, будто молодой, поднимается на ноги. Я встаю напротив – с опущенным стволом.

Второй целится в меня из автомата.

– Не надо, Коля, – решительно осаживает его Митрич. И внимательным взглядом окидывает мою фигуру: – Так ты, говоришь, шёл мимо?

– Угу, обожаю гулять в тихих местах. И не люблю беспредельщиков…

– Я сам их не люблю.

– Серьёзно? А зачем тогда ребятишек подвесили? Для кого такая наживка?

– Что он мелет? – сердито насупился дед Коля.

– Тише, дружище, тише… Просто паренёк ещё не въехал. – Митрич хмурится и качает головой. – Не мы, а для нас. Понимаешь? Для нас – наживка!

Я цепенею.

Теперь моя очередь удивлённо хлопать глазами:

– Так это…. ваши дети?

– А ты сообразительный – прямо как жираф!

– Вы что, из Люберец?

– Мы – отсюда, – лаконично ответил старик. Оглянулся по сторонам и шепнул: – Хватит тут маячить. Идём, поговорим в другом месте…

Мы пересекли двор и поднялись на второй этаж соседнего дома. Сели на уцелевшие стулья.

В окнах не было стёкол, и с порывом ветра опять долетел крик привязанного ребёнка…

Лицо Митрича исказилось, как от боли.

– Нельзя туда лезть, – качнул я головой.

– Да, один наш уже сгоряча сунулся…

– Тут надо придумать что-то умнее.

– У тебя есть предложения?

– Вы знаете, кто мог это сделать?

Он мрачно почесал волевой, гладко выбритый подбородок:

– Понятия не имеем. В первый раз такое.

– А в Косино давно живёте?

– Давненько, – уклончиво ответил Митрич. Задумчиво ковырнул ножом стул и добавил: – Бывало, что и раньше – пропадали. Глупые мальчишки… В основном просто удирали – Москва-то рядом.

– Контингент сложный – а нас мало… – уточнил дед Коля и тут же осёкся. Испугался, что ляпнул лишнее?

Но Митрич махнул рукой – дескать, теперь всё равно:

– Да, нас мало… А стало ещё меньше! Трое наших отправились на поиски ещё засветло. И все исчезли.

Я непонимающе моргнул. О чём они болтают – какой-такой контингент? Чего эти маразматики вообще тут ошиваются – да ещё с детьми?!

Они б ещё в Зоне поселились! Идиоты!

Вслух я сказал:

– Не слишком удачный район вы выбрали…

Он криво усмехнулся:

– Не мы выбирали.

– А детей вообще надо отсюда увозить!

Старики переглянулись. Митрич качнул головой:

– Ты смотри, какая нам лафа – в кои-то веки встретили умного паренька! – Он подошёл к окну, осторожно выглянул и вполголоса процедил: – Может, у тебя и транспорт имеется, чтоб сразу вывезти столько народу? И с документами поможешь?

– А сколько у вас детей? – пробормотал я.

Старик смерил меня хмурым взглядом и чётко, по-военному ответил:

– Списочный состав – сто шестнадцать человек. Двое – отсутствуют по уважительным причинам. Четверо не явились на поверку.

– Да, не явились, – кивнул дед Коля. – У нас ведь не тюрьма, мы не можем держать их под замком…

– Нечего теперь оправдываться! Нам доверили детей, значит, отвечаем за каждого.

– А я и не оправдываюсь… – виновато буркнул Коля.

Кто-то постучал в дверь – ритмичным, характерным стуком.

– Заходи, – отозвался Митрич.

И в комнату шагнул незнакомец в ветхом камуфляже, с исцарапанным «калашом». Сам гость выглядел таким же древним. Ещё один старик!

Протянул Митричу какую-то пыльную кепку:

– Это Семецкого.

– Больше ничего не нашли?

– Ничего. Исчез, как воду канул…

Они ещё что-то обсуждали и шёпотом матерились, а я сидел и в тусклом лунном свете рассматривал их озабоченные лица.

Кажется, начинаю понимать…

– Митрич, сколько тебе лет? – спросил я, когда они умолкли.

– Шестьдесят восемь, – равнодушно ответил он.

– А у детей – нет родителей?

– Никого нет.

Да, точно.

Одинокие старики и круглые сироты.

– Вы все подпадаете под закон…

– Угу, – улыбнулся Митрич. – Но живыми они нас не возьмут.

Я закрыл глаза.

Яркие телевизионные картинки всплыли в памяти. Счастливые румяные дети грузятся в комфортабельные автобусы. В другие автобусы сажают довольных пенсионеров – от шестидесяти пяти и старше…

Под надёжной охраной автобусы едут в специальные «экологические резервации». Там, вдали от загрязнений и аномалий, в нарядных уютных домиках ждёт всех счастливая жизнь!

Президент лично рекламировал обе федеральные программы: «Чистое будущее» и «Достойная старость»…

И никакого обмана.

Есть автобусы!

Я сам их видел. Пусть не такие нарядные, как в рекламе. С закрашенными окнами. С полицаями, которые дубинками и пинками загоняют внутрь стариков и плачущих детей.

Под конвоем бэтээров и «труповозок» автобусы уходят вдаль.

И больше никто не возвращается. Ни старики, ни дети…

Я глянул на Митрича.

Его голос звучал удивительно спокойно:

– Как только мне пересчитали и на треть увеличили пенсию, я понял – скоро за мной придут. Накупил продуктов и однажды ночью ушёл из дома. Раскопал тайник, достал оружие. Я бы и раньше это сделал, но кто-то должен был заботиться о Наде… А прошлой весной жена умерла. И я стал свободен – как морпех на марше. Дети и внуки погибли ещё восемь лет назад… Так что эти сто шестнадцать – они мне как родные. И я никому не позволю обижать моих детей!