Шрифт:
Интервал:
Закладка:
…В зрительном зале гаснет свет, оркестранты (ими руководит Владимир Ротару) занимают свои места, на эстраду выходят танцовщики. Еще мгновение, и начнется концерт ансамбля народного танца Молдавии «Жок» — незабываемый и всегда радостный праздник.
ТВОРЧЕСКИЙ КОЛЛЕКТИВ
4-СЕРИЙНОЙ ТЕЛЕВИЗИОННОЙ ПОСТАНОВКИ
«ВЫЗЫВАЕМ ОГОНЬ НА СЕБЯ»
АННА И ЯН
Жарким летним вечером 58-го года резко зазвонил телефон. Еще не сняв трубки, я уже знал, что это междугородная.
— Привет! Говорит Овидий Горчаков…
С Овидием я познакомился год назад. В еженедельнике «Жолнеж Польски», где я был заместителем главного редактора, мы перепечатали из журнала «Знамя» его прекрасный рассказ «Кукарача». Приехав в Москву, я разыскал автора, подарил ему номер журнала и просидел у него в гостях триста с лишним минут.
Когда гитлеровцы напали на Советский Союз, Горчакову было 17 лет; он пошел добровольцем в Красную Армию, стал десантником, пять раз его забрасывали в тыл врага для выполнения спецзаданий, два раза в Польшу — в район Буга и под Познань.
Когда в сентябре 1939 года гитлеровцы напали на Польшу, мне тоже было 17 лет; в польскую армию я тоже пошел добровольцем, в 43-м воевал солдатом советской морской пехоты на Северном Кавказе, потом дошел до Эльбы с 1-й армией Войска Польского.
Так что мы с Овидием были как солдатские сапоги — левый и правый, разные, но одной пары.
— Привет, — ответил я, — это Януш.
— Принимай боевое задание. Я напал на след международной диверсионной организации, которая во время войны действовала на аэродроме в Сеще. В группе было четверо поляков. Один погиб, остальные, наверное, живы. Разыщи их.
— Трех среди тридцати миллионов?
— Подумаешь, не так уж много. Нас побольше, а я нашел. Посылаю тебе их фотографии времен войны. Пиши имена…
Я записал, потому что сопротивляться профессиональному диверсанту — дело небезопасное.
— Книгу напишем вместе, — продолжал Овидий.
— Убьем медведя — поделим шкуру, — ответил я старой поговоркой.
Три года назад мы с Войцехом Жукровским написали книгу репортажей об освобождении группы островов в Китайском море от гоминдановцев и американцев «Десант на каменный остров» (на русском языке книга вышла под названьем «Штурм гранитных твердынь»). Я знал, что работа эта — как командование войсками коалиции, и получается хорошо только тогда, когда оба автора имеют сходные наблюдения, опыт и переживания.
Во время десанта мы с Жукровским вместе добрались до островов И-Дзян-Сян и Тачен. А тема, предложенная Горчаковым, не входила в круг пережитого мной. Я всегда был солдатом-фронтовиком и никогда не был партизаном. Не пиши, каков на вкус перец, пока не разгрыз хоть одного зернышка, говорила мне писательская совесть.
Но я решил в меру сил помочь московскому другу: написал несколько заметок в газеты, попросил приятелей с радио и телевидения, чтобы они объявили о моих поисках, не питая особых надежд, что это даст результаты.
Не прошло и недели, как я вынужден был склониться перед могуществом прессы и радио — отыскался брат убитого гитлеровцами Яна Маньковского; отец Стефана Горкевича написал печальное письмо о сыне, который не вернулся с войны; Вацлав Мессьяш возводил дома в познаньском поселке Грюнвальд. Капитан Ян Тыма, проводивший свой отпуск с женой на Мазурских озерах, на бензозаправочной станции узнал, что его ищет какой-то полковник, который пишет книги, и дело это серьезное, потому как речь идет о войне.
Трудности выявились позднее: один из моих собеседников но желал признаться, что был в подпольной организации, совершал акты диверсии на аэродроме. Когда я пытался навести его на след воспоминаний, он щурился и говорил «не помню». Добрый час мы кружили вокруг да около, все более настораживаясь. Наконец я сказал:
— Я и так все знаю, у меня документы есть и фото. Не станете же вы отрицать, что вот этот в немецком мундире — вы, а это — Морозова.
— Да, это Аня, — ответил он. И решился: — Если у вас и вправду есть документы, то я расскажу все, как было. А без документов говорить небезопасно. После войны мы дали друг Другу слово никому ничего не рассказывать.
И они были правы. Партизан, диверсант, конспиратор воюет в одиночку. Для маскировки он нередко надевает личину врага. И чем важнее дело, тем меньше оно имеет свидетелей, чем оно дерзновенней, тем труднее в него поверить…
…Наконец Ян Тыма и Вацлав Мессьяш начали подробный рассказ о своих военных приключениях — сначала порознь, потом вместе. Рисовали планы и карты. Из закоулков шкафов доставали письма, фотографии. То, что они описывали, превосходило самые смелые предположения и сенсационные рассказы, заставляло сердце биться быстрее: группа девушек и парней «сбивала» бомбардировщики не хуже самых знаменитых летчи-ков-асов, наносила люфтваффе такой ущерб, который беспокоил даже не командиров полков, а самого маршала Геринга.
Передо мной сидели офицер батальона обслуживания и техник-строитель; эти вчерашние каменщики из Познани под руководством прачки, дочери деревенского портного, совершили, можно сказать, легендарные подвиги.
О Стефане Горкевиче я услышал от его отца, кадрового унтер-офицера довоенной армии; он показал мне фотографии, школьные тетради сына.
Письмо Яна Маньковского рассказало о нем больше, чем сто бумажных характеристик. Написано оно было не для истории, а адресовано брату. Слегка зашифрованное от немецкой цензуры, оно было отправлено за три недели до битвы на Курской дуге.
«Полевая почта
Господину Францу Маньковскому
Кунталь Район Остинген (Вартегау)
Печать: Управление полевыми строительными работами люфтваффе 6/м
Отправитель: Иоганн Маньковский
Полевая почта № 2477
Управление полевыми строительными работами люфтваффе 6/м
Почтовое управление воздушного округа Познань
Стройгруппа
Альхут
13 июня 1943 года
Дорогой братишка!
В первых строках посылаю тебе горячий сердечный привет…
Погода у нас не из приятных, почти каждый день льет дождь, хоть и довольно тепло. Это письмо, вероятно, будет последним: если с фронтом дело пойдет по-прежнему, нам придется паковать вещички и драпать. Именно на нашем участке действует наше войско под польским командованием[1]. Уже несколько дней стрельба слышна