Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А «Иван» наведывается к нам каждую ночь. Уверяю тебя, у нас теперь не жизнь, а малина — над головой непрерывная музыка. Как мне это нравится! По крайней мере есть на что поглядеть. Право, это во сто раз интереснее кино.
Если уж чересчур начинают играть на нервах, мы заводим свой патефон. После этого уже не слышно, как бомбы падают нам на голову. А один из нас время от времени выходит для наблюдения, а потом возвращается в дом и докладывает обстановку. Для наблюдателя мы нашли старую русскую каску. Наденет он ее себе на голову и продолжает наблюдение.
Однажды… Было это под вечер, слышим — летят. Вышли посмотреть. Как начали швырять гостинцы… Мы тут же залегли по всем правилам устава и ждем, вот-вот нас грохнет по черепу. Однако нас как-то миновало, зато в соседнюю казарму здорово влепили. От нее осталась только кучка пепла…
Пожалуйста, не беспокойтесь обо мне: такого сорвиголову, как я, нелегко убить. Когда настанет время, вернусь домой живой и невредимый…
На этом заканчиваю и тысячу раз обнимаю и целую родителей и всех родных.
До скорой встречи!
Твой брат Янек».
Листья на деревьях пожелтели. Звонки из Москвы были частыми, так что и этот меня не удивил…
— Привет! Боевое задание. Пиши…
К этому времени свою часть я уже написал, перевод текста Горчакова был опубликован в журнале «Пшиязнь», и вопрос издания «Минеров небесных дорог» (так назывался польский вариант «Вызываем огонь на себя») был решен, поэтому голос приятеля меня удивил. Овидий был явно взволнован.
— Аня Морозова после освобождения Сещи прошла подготовку на радистку. В сорок четвертом была заброшена в Польшу, севернее Варшавы, там и погибла. Ищи следы!
— По этим следам прошли шесть тысяч дней, — ответил я после минутного молчания.
— Об отряде, в котором она воевала, слышали шесть тысяч человек. Что-то кто-то должен помнить. Смерть — она оставляет след…
Так-то так, но я-то знал, что трудности будут не от недостатка, а от изобилия сведений. Легче найти человека, спрятавшегося в пустыне, нежели в городе. Как мне спрашивать? Видел ли кто-нибудь осенью или зимой 44-го года севернее Варшавы советскую десантную группу?
Конечно, почти все, кто помнит то время, видели.
Кто видел отряд советских десантников и польских партизан, в котором радисткой была девушка?
Сотни людей.
Кто знает о разгроме такого отряда и о гибели девушки?
Пришло несколько десятков писем.
Вот, к примеру, отрывок из письма Станислава Тихого, жителя деревни Колония Домбровы под Остроленкой.
«Я работаю в 11 километрах от Мышинца и решил во что бы то ни стало найти следы Ани Морозовой. Я расспросил Многих жителей по обе стороны местечка. Узнал, что Аня, майор Виктор и майор Владимир были в Домбровах и Крысяках. У них был передатчик, и они поддерживали связь с советским командованием. По их просьбе им сбросили с самолета посылку, но с ошибкой в четыре километра. Посылка попала к немцам, и они устроили облаву. Во время облавы убили Болеслава Давидчика и Смилгу из Крысяков, который был правой рукой разведчиков. В лугах схватили и Аню; майор Виктор, раненный в голову, в руки и в бок, тоже попал к немцам; уцелел только майор Владимир. Аня, Виктор и еще несколько местных ребят были перевезены в жандармский участок в Кольн.
На другой день жандармы привозили Аню обратно, чтобы она отдала им передатчик, а потом увезли назад, в Кольн. Что с ней — неизвестно. Некоторые говорят, что, когда фронт приблизился, ее расстреляли. Майора Виктора подлечили, и он попал в концлагерь. Майор Владимир через две недели после перехода фронта ушел с советскими войсками».
Подобных правдивых описаний, хотя уже и овеянных легендой (взять хотя бы майорские звания), было много. Анализировать и проверять надо было каждый факт. Долгое время никто не мог дать тех абсолютно достоверных деталей, которые стали бы критерием правды. Среди двадцати снимков времен войны никто не мог опознать на фото девушку, о которой шла речь.
Никто, до самого приезда в Варшаву бывшего партизана из подразделения Армии Людовой, которым командовал Игнаций Седлих по кличке «Черный».
Невысокий, еще молодой человек только взглянул на фотографии, взял в руки снимок Ани Морозовой и сказал:
— Аня… Только тогда она была худая и измученная. Перед тем как соединиться с нами, они долго голодали. В отряде нас было шестнадцать, а их — восемь, под руководством капитана Алексея Черных. Было это перед самым Новым годом. Потом мы двинулись в сторону Пшасныша. Шли, конечное дело, ночью, на день встали на отдых. Место казалось безопасным: усадьба метрах в трехстах за Новой Весью. Разбудили нас выстрелы…
Я записывал драматический рассказ, стараясь выспросить как можно больше подробностей, имен, названий… Через несколько дней у меня получилась карта военных действий, и я почувствовал себя удовлетворенным — ориентиры совпадали, направления согласовывались, а заросшие травой руины усадьбы Бжезиньского не могли обмануть.
— Здесь, пане, в начале сорок пятого немцы захватили партизан.
— А жив кто-нибудь из тех, кто тогда уцелел? — спросил я с бьющимся сердцем.
— Разъехались по Польше, кто их там знает куда… Но вроде бы один здесь бывает. Завлоцкий…
Должен честно признаться, что несколько дней я тянул, все откладывая свидание с бывшим партизаном Тадеушем Завлоцким, боясь, что вдруг он не узнает Морозову на фото или расскажет что-нибудь совсем не похожее на то, что я уже слышал.
Но он узнал. И в рассказе его основные факты были те же самые, а подробности — другие. И не удивительно, ведь случилось это много лет назад. Даже рассказы о том, что произошло вчера, отличаются друг от друга в зависимости от степени заинтересованности, памяти, наблюдательности и воображения рассказчиков.
Описывая смерть Ани Морозовой, я старался создать образ как можно более правдивый. Горчаков, прекрасно знающий жизнь десантников, подробности партизанского быта, выправил и дополнил мой рассказ, еще более приблизив его к правде. Но естественно, оба мы не знаем, да и никто другой не узнает, о чем думала девушка, лежа в снегу, среди кочек замерзшего болота, когда, расстреляв всю обойму, она вырвала кольцо гранаты.
Гранаты, которая принесла ей смерть.
Ночью на поле боя вернулись два партизана из отряда поручика Седлиха. Они нашли тело «Трубочиста» — Станислава Станишевского, утонувшего во время форсирования Вкры под Новой Весью. Нашли Аню, фамилии которой они не знали. Обоих похоронили в лесу.
После освобождения, которое