Привычные формулы, выражающие чувства, вроде «мне тебя не хватает», «приезжай поскорее», «я без тебя соскучилась» были бы здесь совершенно неуместны, и я бы выглядела шизофреничкой.

Поинтересоваться его путешествием? Можно было бы, но мне совершенно наплевать, что он там видел и с кем встречался на этом континенте, о котором я совершенно ничего не знаю.

Предложить встретиться, когда он вернется? Он сочтет, что уже меня обольстил и мне не терпится с ним увидеться (хотя так оно и есть) (но женщины, такие, как я, слишком застенчивые, кто слишком много размышляет и кому не хватает любви, – не привыкли выражать открыто свои чувства).

Ну так что же? Давай быстрее! Я могу дополнить свое сообщение только в ближайшую минуту, а иначе мои сомнения перекроют отпущенное мне время…

Но если еще не настало время (пока!) сказать ему, что я его люблю, то по крайней мере отсутствие у меня слов выражено совершенно точно.

Как же все-таки другим женщинам удается найти верный тон, найти что сказать и выбрать для этого правильные слова, показаться интересной, не пускаясь при этом в откровенности?

Минута прошла, и я так больше ничего не написала.

Теперь мне нужно было ждать ответа. И на этот раз постараться быть более адекватной. И более приветливой. Если я своим ответом не отвадила его окончательно.

Я наблюдала ситуацию издалека, и начало мне скорее понравилось. Дистанция много значит в нашем восприятии фактов, событий. Особенно когда речь идет о любви. Вы понимаете, когда живешь в провинции, Париж представляется вам вселенной, где возможно все. Город влюбленных, колыбель романтизма, декорации стольких любовных историй в кино. С Парижем в качестве декораций все, что мне рассказывала Алиса, казалось возможным.

Я не раз бывала в столице и имела возможность избавиться от волшебных иллюзий: серые замусоренные тротуары, бомжи на каждом шагу, унылые, замученные работой парижане, долгие поездки в тесноте общественного транспорта, дурные запахи…… Если и существует «город света», то светятся всего несколько кварталов и те, кто имеет средства в них поселиться, ходить там в рестораны и за покупками. И все-таки, несмотря ни на что, Париж сохраняет ореол романтики – со всех концов света туда слетаются влюбленные пары, улицы словно бы помнят любовные истории, которым стали свидетелями. И я, несмотря на все свое здравомыслие, все равно была уверена, что в Париже может вспыхнуть самая необыкновенная любовь. Дети тоже смотрят на пустую шляпу фокусника и верят, что из нее все-таки выскочит кролик.

Я сразу же встала на сторону старомодного, но такого трогательного принца и опасалась только, как бы Алиса чего-нибудь не выкинула. Она может быть иногда такой резкой. Годы одиночества одели ее в броню, отделили от мира, она растеряла драгоценное умение общаться, и все искры желаний и чувств, оставшиеся от ее «великой любви» с Эдуаром, успели погаснуть в ее сердце.

Из-за своих сомнений, страхов, топтанья на месте она могла все потерять, привести в отчаяние своего вздыхателя, который мог и расхотеть тратить усилия и ее завоевывать.

– Мне во все это не верится, Марианна, – говорила она мне. – Для меня это слишком. Слишком интересный и красивый человек. Не мой размерчик.

– Перестань! Ты себя недооцениваешь! – рассердилась я. – Вот именно потому, что он окружен красивыми и уверенными в себе женщинами, он так тебя и ценит.

– Так. И ты считаешь, что своим высказыванием ты повышаешь мою самооценку?

– Перестань! Ты все понимаешь шиворот-навыворот. Вы как будто немного Эдвард и Вивьен.

– Это твои знакомые?

– Это герои фильма «Красотка»[34].

– И я, значит, Вивьен? Даже не знаю, что тебе на это сказать…

– Роман, как тот бизнесмен, которого играет Ричард Гир, устал от красоток-пустышек, которые его окружают, и он покорен твоей подлинностью.

– Значит, подлинностью?

– Разумеется. Ты настоящая, ты… очень чистая.

– Не продолжай, а то скажешь, что я до сих пор еще девочка.

– А что? Я иногда себя спрашиваю…

– Так ты считаешь, что я должна была…

– Ему написать! Быть более решительной. Да, вот именно.

– Но это не мое. И если я такая подлинная, то не в моих интересах разыгрывать роли.

– Не надо разыгрывать, надо… быть! Чувствовать отношение, отвечать на него. А иначе он в конце концов поймет, что он тебе совершенно неинтересен.

– Если так мало нужно, чтобы уйти, значит, чувств вообще не было.

– Рано еще говорить о чувствах! Это же самое начало! Он, может, даже еще не влюблен. Он только предчувствует, что может влюбиться, и старается понять, есть ли у ваших отношений потенциал в будущем. Он, как охотник, который почуял дичь, он в возбуждении и в нерешительности, потому что может сам ошибиться и может спугнуть свою добычу.

– Понятно. А я загадочная добыча: то ли проститутка с бульвара Голливуд, то ли невинная лань. И я тоже в нерешительности, не знаю, что выбрать. Но я – то, что я есть, ясно? Или он меня принимает, или нет.

– Вот тут ты не права, тебе необходимо измениться. Конечно, только отчасти. Совсем ни у кого не получится. Но ты должна принять эту необходимость и знать, что какие-то черты своего поведения тебе придется изменить. Скажи, до сих пор помогала тебе твоя психическая ригидность?

– Моя психическая ригидность? Мне и Сандрина говорила то же самое.

– Так вот, нежелание меняться, уверенность в своей правоте, даже когда факты утверждают обратное, – это и есть ригидность! Ты ходишь как зомби, ни на кого не глядя, одолеваешь каждый час, как каторжник одолевает свою работу, безучастно, безрадостно, чувствуя одно – нескончаемое однообразие жизни.

Алиса молчала, я только слышала ее затрудненное дыхание. И наконец:

– Ты никогда не говорила со мной так жестко, – сказала она сдавленным голосом.

Но это неправда, я частенько ее встряхивала, но она становилась только обидчивее и чувствительнее к критике. А я хотела, чтобы мои слова подействовали на нее, как электрошок. Хотела заставить ее бороться со своими колебаниями. Мы были с ней по-настоящему близкими, так что могли говорить все и не ссориться. Мне ужасно надоело видеть ее в роли затаившей обиду девочки, которую несправедливо наказали. Я хотела, чтобы она рассталась с ролью жертвы, перестала тушеваться, недооценивать себя и… меня бесить!