Первый сексуальный опыт Иван пережил достаточно поздно. На филологическом факультете он познакомился с девицей из провинции. Она была невзрачна, но умна, потому смотрела и слушала его с неподдельным восхищением, а он втайне всегда в этом нуждался. Девица почти силком притащила его на какую‑то вечеринку в общежитие на Ленинских горах. Когда как- то незаметно они остались вдвоем, она лихо расправилась с его девственностью, проделав все необходимое с завидным умением. Филологиня устроилась на нем сверху и попрыгала минуты три, после чего он кончил и тотчас засобирался домой.

Ничего подобного тому, что описывалось в многочисленных книгах, им прочитанных, Иван не ощутил. И сходя из своей железной логики пришел к выводу, что до большевиков еще была какая‑то страсть, а теперь и ее они убили, как истребили всю аристократию и вообще духовную элиту. С тех давних пор женщины его практически не интересовали.

Так почитать вам стихи или не надо? — робко переспросила Кристина, не понимая, почему он молчит.

Ситуация забавляла Ивана все больше и больше. Его пресыщенная натура наслаждалась полной и окончательной абсурдностью происходящего. Он — один из пяти реальных повелителей мира — готов потратить свое драгоценное время на слушание стихов какой‑то юной потаскушки. Такой великолепный абсурд возможен только в России!

Читай, — милостиво разрешил Иван.

Кристина подняла голову, распрямилась и прочла:

Вечер плавно перетек в ночь,

Я в метро от суеты еду прочь.

И чужие лица мне родней,

Было множество таких ночей.

Отчего ж, как никогда, светло,

Как во сне или в хорошем кино?

Просто стало свободней дышать —

Я смогла все, что хотела, сказать.

Кристина вопросительно посмотрела на своего единственного слушателя. Иван, который когда‑то внимательно проштудировал каббалу и множество работ по магической силе цифр и слов, задумался над первой строкой: «Вечер плавно перетек в ночь». А у него сегодня вечер никак не закончится, и уж «плавным» его при всем желании не назовешь. Чистое совпадение или знак? Пусть еще почитает.

Можно еще? — Кристине явно хотелось, чтобы стихи ему понравились.

Читай, — согласился Иван.

Холодный лунный свет залил мои зрачки.

Они окаменели и потухли.

Опутали сетями паучки

Мою истерзанную от раздумий душу.

Кричу тебе. Но голос мой немеет.

Серебряная пыль мешает мне дышать.

Как оказалось — жить я не умею

И не умею даже выживать…

«Откуда ей известно о роли Луны и символике паука в древних эзотерических трактатах? И эта «серебряная пыль» — чисто космический символ… Может, она — медиум? Надо проверить», — не говоря ни слова, подумал Иван.

Ободренная его молчанием, Кристина вошла во вкус.

А теперь о любви, — объявила она, не заметив, что Иван скривился.

Опять. Опять ты появился.

Опять запутал мысли мне.

Как снег на голову свалился,

И снова я как в дивном сне.

Ты для меня — смертельный яд.

Моя живительная влага!

Один лишь твой влюбленный взгляд —

И ничего уже не надо.

Ты боль моя, я вся горю,

Горю, лишь только прикасаюсь к тебе слегка. Люблю тебя, тебя люблю,

Люблю до слез и в этом каюсь.

Я каюсь в том, что не могу Тебя забыть —

Твои глаза и тихий шепот…

К тебе, как к солнцу, я лечу,

Забыв про свой печальный опыт.

А может, уж пора остыть От этой страсти безрассудной?

Забыть его, себя простить,

Отдаться власти жизни блудной?

Ну нет уж, он теперь со мной!

Он — мой, а я — его Джульетта. Любовь задаст вопрос немой И будет робко ждать ответа.

За чувства глупые винить Не устают чужие люди.

Им не дано вот так любить И никогда дано не будет!

И даже если целый мир Меня отринет и осудит,

Из‑за тебя я все стерплю Я усмехнусь и будь, что будет.[2]

Иван зевнул во весь рот. «Бабские слезы и слюни», — с неприязнью подумал он. Достоинства поэтические Иван оценить не мог и не намеревался этого делать, но сидевшие в нем локаторы ловца душ человеческих уловили в прозвучавших строчках страсть, извечную русскую тоску и невозможность выхода. И потом эти эзотерические символы в ее стихах…

Кристина покорно ждала приговора:

Вам не понравилось?

Скорее да, чем нет. Но я плохо разбираюсь в поэзии, — признался Иван.

Пытаясь сообразить, что стоит за этим уклончивым ответом, девушка посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Он, прошедший школу гипноза у старейших африканских колдунов, служителей тайного культа вуду, своим пронизывающим взглядом заглянул в душу Кристины.

Там было пусто, холодно и одиноко.

Твои стихи где‑нибудь печатались?

Что вы, конечно, нет. Кому я со своими писаниями нужна? Я и предлагать их куда‑то стесняюсь. Да и читать боюсь. Не знаю, почему вдруг с вами осмелела.

Иван вынул из внутреннего кармана пиджака бумажник, достал из него кредитную карточку «Виза» и бросил перед ней на стол:

— На карточке примерно пятнадцать тысяч долларов. Тебе хватит, чтобы издать книжку и первое время не голодать, — веско сказал он.

Кристина буквально опешила. Этот странный мужик не был с ней груб, но не был и ласков. Он явно ничего от нее не хотел и вдруг — такой немыслимый подарок! Может, он просто издевается над ней? А карточка пустая или вообще фальшивая какая‑нибудь? Не в силах ничего сказать, она смотрела на карточку, опасаясь даже дотронуться до нее. Потом подняла глаза и посмотрела на непонятного мужика. И тут произошло то, чего она никак не ожидала. Строгий дядька, нагнавший страх на садюгу Алекса, подмигнул ей совсем по–свойски и даже улыбнулся.

Не бойся. С карточкой все в порядке, бери смело.

Дрожащими ручонками она спрятала свое нежданно привалившее сокровище в сумочку. Потом, глубоко выдохнув, пролепетала:

— Спасибо вам, спасибо огромное.

Кристина хотела броситься ему на шею и осыпать поцелуями его лицо, мясистый нос и тонкие презрительные губы, но он взглядом остановил ее порыв. Иван ощущал себя дьяволом, забиравшим грешную, но безобидную душу, и уже одно это доставляло ему неизмеримое наслаждение.

Не воображай, что это подарок. Это — аванс. Я беру тебя на работу, — строго сказал он.

Кристина окончательно растерялась: