Аромат свежих яиц, аппетитно шипящих в озерце сливочного масла, поплыл над Средиземным морем и приманил к ним в эскадрилью генерала Дридла, который прилетел на Пьяносу, подгоняемый волчьим аппетитом, со своими всегдашними спутниками — зятем Мудисом и медсестрой. Поначалу генерал Дридл истреблял пищу только в столовой Мило Миндербиндера. Но потом три другие эскадрильи из полка Кошкарта тоже отдали свои столовые под начальство Мило, предоставив ему по самолету для рейсов за свежими яйцами и маслом. Самолеты Мило Миндербиндера бороздили небо семь дней в неделю, потому что офицеры всех четырех эскадрилий оказались ненасытными пожирателями свежих яиц. Генерал Дридл требовал свежие яйца к завтраку, обеду и ужину — а между трапезами подкреплялся свежими яйцами дополнительно, — пока Мило Миндербиндер не установил прочные связи с поставщиками свежей телятины, говядины, утятины, молодой баранины, свинины и окороков, омаров и креветок, спаржи и грибов, клубники и винограда, артишоков, пудингов и многих сортов мороженого. Остальные три полка из авиабригады генерала Дридла не мешкая послали на Мальту за свежими яйцами собственные самолеты, но обнаружили, что яйца там продаются по семь центов за штуку. Пятицентовые яйца Мило были, естественно, гораздо выгодней, и командиры трех других полков тоже отдали под начальство Мило Миндербиндера все свои офицерские столовые, выделив ему по самолету с пилотом от каждой эскадрильи, чтобы он мог доставлять им те свежие продукты, которыми пообещал их снабжать.

Довольны были все, а особенно полковник Кошкарт, твердо уверенный, что получил лакомый подарок судьбы. Всякий раз, встречаюсь с Мило, он весело его приветствовал — и в припадке покаянной щедрости представил к повышению майора Майора. Но его рапорт был грубо отклонен в штабе Двадцать седьмой воздушной армии рядовым экс-первого класса Уинтергрином, приславшим ему анонимный разнос, в котором указывалось, что среди офицеров армии есть всего один майор Майор Майор Майор и лишаться его по прихоти полковника Кошкарта командование не намерено. Получив столь унизительный нагоняй, полковник Кошкарт гневно затаился, выражая в безмолвном укоре свою мятежную виновность. Майор Майор опять застрял у него в горле, как острая кость, и он решил немедленно разжаловать его в лейтенанты.

— Едва ли у тебя это получится, — снисходительно усмехнувшись и наслаждаясь в душе, сказал ему подполковник Корн. — Для них ведь сейчас понизить его — все равно что повысить. И подумай, как глупо ты будешь выглядеть, если попытаешься разжаловать человека в лейтенанты, когда тебе не разрешили повысить его до подполковника, то есть дать ему мой чин.

Полковник Кошкарт попал в заколдованный круг. И ему вспомнилось, как легко он добился медали для Йоссариана, когда при осаде Феррары мост через По все еще стоял целехонький на седьмой день после добровольного обещания полковника Кошкарта уничтожить его за одни сутки, а Йоссариан не стал бомбить его при первом заходе. Девять раз в течение семи дней посылал полковник Кошкарт своих людей на бомбардировку моста, и ничего у них не получалось, пока Йоссариан не повел свое звено из шести самолетов на цель во второй раз, угробив Крафта и весь его экипаж. Это был десятый вылет за семь дней; Йоссариан хладнокровно решился на второй заход, ибо тогда был храбр. Он приник к прицелу и расчетливо выжидал безошибочного мгновения для сброса бомб и только потом, оторвавшись от прицела, заметил, что кабину его самолета затопило зловещее оранжевое зарево. Сначала он подумал, что горят именно они. Но тут же увидел прямо над головой машину с дымно пылающим двигателем и заорал в переговорное устройство Маквоту — тот вел его самолет — взять круто влево. А секунду спустя у машины Крафта подорвали прямым попаданием крыло, и она, разваливаясь, ухнула вниз — сперва фюзеляж, вслед за ним крыло, — а потом по кабине над головой Йоссариана, взрезая неумолчно глухое грохотанье рвущихся вокруг зенитных снарядов, застукотели градинки металлических обломков…

На земле, подойдя в унылом оцепенении под угрюмыми взглядами однополчан к капитану Гнусу, чтобы передать ему материалы воздушной разведки, — капитан Гнус стоял возле дощатого, выкрашенного зеленой краской барака, где они проходили предполетный инструктаж, — Йоссариан узнал, что внутри его дожидаются для серьезного разговора полковник Кошкарт и подполковник Корн. На пороге барака стоял пепельно-серый майор Дэнби и немо, безжизненным взмахом руки отсылал всех других прочь. Йоссариан ощущал тяжкую усталость, и ему хотелось сбросить с себя липкую от испарины одежду. Он вступил в инструктажную со смутным чувством растерянности, не зная, как отнестись к смерти Крафта и остальных, потому что они погибли на мучительно проклятом, безмолвно уединенном от живого мира перевале, где едва не сгинул он сам и где, верша свою изначально порочную правоту, вечно сталкиваются верность долгу и верность собственной жизни. А полковника Кошкарта истерзало однозначное негодование.

— Неужто дважды? — спросил он.

— В первый раз я бы промазал, — опустив голову, негромко ответил Йоссариан.

Их голосам вторило в низком дощатом бараке чуть слышное эхо.

— Так неужто дважды? — со сварливым недоверием повторил полковник Кошкарт.

— В первый раз я бы промазал, — повторил Йоссариан.

— Зато Крафт остался бы жив.

— И мост был бы цел.

— Опытному бомбардиру не приходится дважды заходить на цель, — напомнил Йоссариану полковник Кошкарт. — Остальные пять бомбардиров отбомбились при первом заходе.

— И промахнулись, — напомнил полковнику Кошкарту Йоссариан. — Нам пришлось бы лететь туда еще раз.

— Зато, возможно, удалось бы уничтожить мост при первом заходе.

— Или вообще не удалось бы.

— Но возможно, у нас не было бы тогда потерь.

— Или было бы гораздо больше, а мост, возможно, остался бы цел. Я считал, что вы дали нам задание уничтожить мост.

— Прекратите со мной пререкаться, — сказал полковник Кошкарт. — Мы все попали в серьезную передрягу.

— Я не пререкаюсь, сэр.

— А что же вы делаете?

— Вы правы, сэр. Виноват.

Полковник Кошкарт, с остервенением нажав ладонью одной руки на согнутые пальцы другой, громко хрустнул суставами. Подполковник Корн, низкорослый и рыхлый человек с округлым брюхом и смуглым от загара лицом, безмятежно сидел на одной из скамеек в первом ряду, вольготно вскинув руки и положив ладони на загорелую лысину. В его глазах за стеклами очков без оправы проблескивало тайное удовлетворение.

— Нам надо объективно оценить это происшествие, — сказал он полковнику Кошкарту.

— Нам надо объективно оценить это происшествие, — мгновенно вдохновившись, сказал Йоссариану полковник Кошкарт. — Дело, разумеется, не в сантиментах. Мне наплевать на потери. Но как я напишу рапорт? Как представлю в выгодном свете этот прискорбный случай?

— А почему бы вам не дать мне медаль? — застенчиво поинтересовался Йоссариан.

— За промах при заходе на цель?

— Вы же наградили медалью Обжору Джо, когда он угробил самолет.