Я чувствую, как встают дыбом волоски на затылке.

– Что это? – шепчу я.

– Разбойники, – недовольно сообщает принц.

Эмбер

– Разбойники? – переспрашиваю я, а сердце испуганной птицей бьется в груди. – Что значит разбойники? Кто посмел бы напасть на королевский экипаж?

Тут же мелькает мысль о Сан-Лазаро. В прошлый раз именно так начиналось восстание. Сперва повстанцы небольшими группами нападали на послов, разъезжающих между королевствами, брали в заложники королевских сыновей и дочерей, племянниц и племянников.

– Не высовывайся, – советует Франко. – У них не всегда есть оружие, но, если нам не повезло…

– Кто на нас напал?

Приложив палец к губам, Франко делает знак молчать.

– Тихо, иначе я выставлю тебя из кареты. Заодно и проверим.

Он наклоняет голову, к чему-то прислушиваясь. Теперь шаги звучат ближе. Медленно перевернувшись, принц поднимается на ноги, держась сбоку от окна. Похоже, он чего-то ждет.

– Что ты делаешь? – шепчу я.

Он лишь мрачно, криво усмехается, а после тянется к двери.

– Сама увидишь.

Он распахивает дверцу. Из-за его спины я никого не вижу, но слышу чьи-то крики. Франко медленно, неторопливо делает шаг из кареты, потом еще один, теперь обеими ногами стоя на лесной подстилке. Я на четвереньках ползу вперед, страшась того, что могу увидеть. Сперва взгляд натыкается на спину Франко и поднятые руки, на тело, с головы до ног окутанное кружащимися тенями. Принц все дальше отходит от дверцы, и я замечаю чьи-то фигуры. Трое застыли на месте, и от принца к ним тянутся темные призрачные усики. Еще двое вдруг бросают ножи на землю и начинают пятиться назад. Но далеко уйти не успевают. Буквально через пару шагов их настигают усики, словно сотканные из дыма. Тени вцепляются им в головы, и нападающие застывают на месте рядом с первыми тремя.

Я же пытаюсь осознать, что вообще вижу. Принц мучает их? Или пытается подчинить? Кажется, странные темные шнуры окутывают фигуры все новыми тенями.

И тут я кое-что понимаю. На нас напали вовсе не приспешники Сан-Лазаро, а просто дети.

Человеческие дети.

Они нацепили шляпы и часть лица скрыли повязками из ткани, но кое у кого маскировка уже соскользнула. Я вполне могу разглядеть округлые уши, грязные, изможденные лица, испачканную одежду. Даже старшему и них на несколько лет меньше, чем мне, а младшему едва ли больше десяти. Сердце сжимается в груди. Они напоминают мне детей из Серого квартала. Или хуже того – из трущоб.

Я поднимаюсь на ноги и выскакиваю из кареты. Страшась слишком приближаться к принцу и его странным теням, я замираю в некотором отдалении от него.

– Франко, хватит! Они же просто дети!

Взглянув ему в лицо, я испускаю крик.

От былой привлекательности не осталось и следа. Теперь передо мной настоящий монстр. Под тонкой, прозрачной кожей пульсируют фиолетовые вены. Белок глаз исчез, сменившись непроглядной чернотой, а веки покраснели. Губы кривятся в злобной усмешке, а вместо пары изящных заостренных клыков теперь я вижу полный рот острых, длинных, испачканных кровью зубов.

Принц поворачивается ко мне, и я, снова вскрикнув, делаю шаг назад. В тот же миг его страшное лицо сменяется обычным. Усики отрываются от жертв, и тени начинают втягиваться внутрь, пока совсем не исчезают. Вокруг раздаются крики, и, отведя взгляд от принца, я замечаю, как пятеро испуганных детей убегают со всех ног.

Принц смотрит им вслед, а когда вновь поворачивается ко мне, в его глазах я замечаю ярость.

– Проклятие, самозванка! Зачем ты меня отвлекла?

– Во имя бездны, что ты с ними делал? – дрожащим голосом спрашиваю я.

– Я не обязан ничего тебе объяснять.

– Ошибаешься! Мне все равно, принц ты или нет, но если ты пытался убить человеческих детей… Ты не имеешь права!

– Я вовсе не пытался их убить, – цедит он сквозь зубы.

– Тогда что ты делал? – Я указываю на его лицо, которое еще минуту назад вполне могло бы принадлежать монстру из кошмара.

– Это всего лишь чары, – поясняет он. – Именно так я питаюсь.

– Ты – что?

Он лишь раздраженно стонет.

– Я пси-вампир. И не просто пробую эмоции на вкус, а питаюсь ими. Они поддерживают мои силы так же, как остальных – обычная еда. Я предпочитаю страх, с ним проще всего. Я сплетаю чары и пугаю тех, кто меня видит. А после пью бьющий через край страх, тем самым провоцируя еще больший, и потом выпиваю и его. Ясно?

Я скрещиваю руки на груди.

– Значит, ты вселял страх в этих детей и опустошал их.

– Они напали на наш экипаж. – Он машет рукой в сторону кареты. – Они отцепили Донну и Доминуса и чуть не украли наши колеса. Они бы продали их еще до заката.

– Наши колеса, – эхом повторяю я. – Пятеро голодных детей помешали тебе наслаждаться поездкой и попытались украсть колеса с кареты. Ты же посчитал вполне нормальным их мучить.

Он упирает руки в бедра.

– Эти оборванцы нападают не в первый раз. Самое время преподать им урок. Обычно на королевские кареты нацеливаются взрослые, надеясь прибрать к рукам сундуки с собранными налогами. Молодежь крадет колеса и любые части экипажей, которые можно быстро снять, унести и продать.

Я стискиваю зубы.

– Они бедные и голодные. Чего ты от них ждал?

– Что они не станут нарушать закон. Или, по крайней мере, не будут грабить собственного принца. Я ведь мог бы схватить их и бросить в темницу. Но я отпустил их домой к родителям. Возможно, в следующий раз они подумают дважды перед тем, как грабить путников.

– И ты даже не хочешь понять, что их на это толкнуло?

– И что же?

– Они ведь бездомные. В лучшем случае, живут в трущобах. Они плохо питаются и перегружены работой. Скорее всего, у них вовсе нет родителей.

На последних словах к горлу подступает ком. Я-то знаю, каково быть сиротой. Но, хотя миссис Коулман после смерти отца со мною плохо обращалась, по сравнению с большинством детей, оставшихся без родителей, я жила роскошной жизнью. Страшно представить, какие ужасы приходится ежедневно терпеть сиротам из трущоб.

– Я неблагой принц, не моя обязанность приглядывать за людьми. О человеческих городах должен заботиться благой король Лунарии…

– Он вовсе не справляется! – бросаю я дрожащим от ярости голосом. – К тому же его дворец находится на юге, а твой – здесь. Мне плевать, что ты неблагой. Ты принц и живешь в двух шагах от Эванстона, и все же не желаешь нести ответственность за его жителей.