— Куда?

— Куда-нибудь. — Глаза Ольги влажно поблескивали, и выглядела она… Странно?

Пустая.

Жанна знает правду про Ольгу, она видела портрет той светловолосой девушки, в которой нет ничего, помимо карамельной сладкой красоты.

— Зачем вы пришли? — В платье, которое сидело идеально, Жанна чувствовала себя настолько уверенно, что в голову прокралась крамольная мысль выставить вон незваную гостью.

— Поговорить… всего-навсего поговорить… Ты же не боишься разговоров, деточка?

— Не боюсь, тетушка, — ответила Жанна.

Ольга улыбнулась, и лицо ее, все еще красивое, вдруг сделалось похожим на звериную морду.

— Вот и замечательно… давно следовало… сразу, как ты появилась… я понадеялась, грешным делом, что ты сама все поймешь… сделаешь правильные выводы…

— А я не поняла?

Непонятливость за Жанной водилась, вот только она подозревала, что ныне дело вовсе даже не в ней, а в той комнате с портретами, в поясе и в грядущем ужине.

Неспроста ведь старуха попросила остаться.

— Увы… увы… — Ольга тщательно притворила дверь. — Ты хорошая девочка… милая довольно…

Ольга озиралась.

Искала что-то? Что именно? Уж не пояс ли? Или что попроще? Набор серебряных ложечек? Раритетную вазу? Браслет с алмазами, который Жанна наглым образом попыталась украсть? Интересно, к слову, почему не использовали этот метод… или в камерах дело?

Кирилл ведь упоминал про камеры, но он про те, которые были давно, еще в его детстве… и вряд ли с тех пор старуха стала менее подозрительна.

Значит, за Жанной наблюдают…

…И если так, то понятно, почему больше не было покушений: кто станет покушаться на человека, который находится под присмотром?

А в сад Жанна гулять не выходит… и вообще почти не выходит из дома.

— Я хочу тебе кое-что рассказать… — Ольга, так и не дождавшись приглашения, присела.

Ногу на ногу закинула… А ноги красивые, стройные.

— Зачем?

— Затем, чтобы ты поняла: маме нельзя верить… Я имею в виду свою маму.

Ольга всегда знала, что мама ее не любит.

Вот Женька — дело другое. Женька маму радовала, училась хорошо и спортом занималась, и грамоты ей вручали, и медали. У Галины же был талант, которым восхищались. А вот Ольгу провидение обделило.

— Старательная девочка, — осторожно хвалили учителя и добавляли: — Красавица, каких мало…

Потом, позже, разглядывая детские фотографии, Ольга пришла к выводу, что и вправду была чудо до чего хороша. Светловолосая, синеглазая, она походила на сказочную принцессу.

Вот только принцессы не носили скучную школьную форму.

И не стирали воротнички… Мама почему-то полагала, что делать это надлежит самим девочкам, как и глажка, и пришивание этих самых воротничков к платью. А ведь домработница имелась, сухая, вечно недовольная тетка с завистливыми глазами.

Нельзя сказать, что жизнь Ольги вовсе была беспросветна. Нет, у нее имелись и подруги, и друзья, и школьные учителя многое прощали, хотя и не уставали сравнивать Ольгу с сестрами, и та постепенно сама уверялась, что ни на что не способна.

Зато красива.

Красоте завидуют. И хотят прикоснуться. Ведь недаром с Ольгой стремятся дружить все девчонки в классе… и мальчишки на нее заглядываются…

— Ох и бедовая девка вырастет, — сказала как-то домработница, к которой мама относилась как-то слишком уж снисходительно. А ведь прислуге волю давать нельзя.

Ольга не знала, где слышала это, но с высказыванием была всецело согласна. Если бы мама не попустительствовала, то и домработница вела бы себя иначе, с большим уважением. А то смотрит на Ольгу свысока, насмехается… и приказы не выполняет.

Кофе делать отказалась.

Сказала, что Ольге рано… А ей не рано, ей уже пятнадцать! И она все-то распрекрасно в жизни понимает! И точно знает, чего ей хочется — замуж.

Нет, не за Кольку из параллельного, который в Ольгу влюбленный, а потому ведет себя дурак дураком… И не за Ивана, он старше на год и курит папины папиросы, а порой приносит и Ольге, но папиросы горькие, и от них зубы желтеют.

Зубы Ольга портить не желала.

Но дело не в папиросах, а в поклонниках, которых у Ольги превеликое множество.

— Вот посмотрите, — продолжала сипеть домработница, — за ней глаз да глаз нужен. Уже вон хвостом крутит. Вырядится. На каблучищи взопрется, духами себя обольет и на гулянку… Стыдобища! А заявляется после полуночи…

Чушь! Всего-то раз Ольга на танцах задержалась допоздна.

— Попустите чуть, так и вовсе в подоле принесет…

…Зловредная скверная баба, у которой собственная жизнь не сложилась, и теперь она Ольгину своим нытьем испортить норовит.

Ольга коснулась губ розовой помадой.

Маминой.

У мамы помад этих — целый ящик, а еще пудра, румяна, тени и немецкая тушь в длинном флакончике… Если взять немного, то мама и не заметит.

Заметила.

Вышла, окинула Ольгу насмешливым взглядом:

— И куда собралась?

А домработница из-за плеча маминого выглядывает, кривится, а губы шепчут:

— От шалава…

Сама она шалава!

— Оля, что ты молчишь? Я спрашиваю, куда ты собралась?

— Гулять.

— С кем?

— С Аленкой. И с Машкой…

…Правда, будет еще Игорь, а Машка и вовсе обещала брата привести, который совсем взрослый и в университете учится, на экономиста.

— В таком виде? — Мама хмурилась. И Ольга почувствовала, что еще немного, и ей запретят…

— Все девчонки красятся! — Она всхлипнула, зная, что мама на дух не переносит слез. — Я хочу быть красивой! Что в этом плохого? У Гальки талант… а Женька умная… а я… а я…

Злые слезы подкатили к глазам.

— Ты меня никогда не любила!

Домработница ретировалась. Вот змеюка! Все она… нашептала маме гадостей, а Ольге расхлебывать.

— Что ты такое говоришь?

— Никогда… я ведь просто… я хочу быть красивой…

— Прекращай реветь! И… и просто будь благоразумна!

— Конечно, мама…

Это Ольга готова была пообещать. Она вообще обещания раздавала легко. Ее благоразумия хватило на две недели… а потом Ольга встретила его. Любовь всей своей жизни.

— Он был женат. — Ольга подошла к окну. Она не смотрела на Жанну, но и пейзаж, за окном открывающийся, не привлекал ее внимания. — Он был старше меня на пятнадцать лет и женат… выглядел, конечно, молодым.