– Лейтенант Северова слушает.

– Давай, товарищ Северова. Неси все, что успела наработать. – Это голос Судоплатова.

– Слушаюсь, товарищ старший майор.

Я взяла со стола все бумаги, сложила их в папку и понесла начальству на просмотр.

Судоплатов взял мою папку и бегло пролистал ее. Кинул на меня быстрый взгляд и стал читать мое творчество более внимательно. Закончив изучение моего опуса, уставился на меня, а потом вдруг сказал:

– Товарищ Северова. Выйди-ка в коридор и подожди там несколько минут. Я тебя позову.

Я вышла из кабинета, стараясь не подавать виду, что очень удивилась подобному приказу. Интересно, что он там такого вычитал, что решил обдумать в мое отсутствие? Чтобы меня не обвинили в подслушивании, я отошла от двери кабинета и стала прогуливаться по коридору. В какой-то момент чуть не столкнулась нос к носу с Зоей Рыбкиной.

– Что такое, Анюта? Тебе старший майор нагоняй устроил?

– Да нет, пока не устроил. Просто товарищ Судоплатов приказал подождать в коридоре, пока он там изучит все, что я понаписала.

– Хм. Это действительно странно. На него не похоже. Но раз сразу нагоняй не устроил, значит, ничего страшного. Может быть, просто решил в одиночку все обдумать. Ладно, давай, жди.

Зоя пошла дальше, а я осталась одна со своими заморочками. Наконец минут через двадцать (ничего себе несколько!) Судоплатов открыл дверь и сказал, чтобы я зашла. Рукой показал, чтобы я села напротив него. Потом он уставился на меня, как будто хотел что-то прочитать на моем лице. Я, на всякий случай, вспомнила про свой «бараний взгляд» и захлопала ресницами. Кажется, это его успокоило.

– Скажи-ка мне, Анна Петровна, откуда ты это все взяла? Я имею в виду твое обоснование действий диверсионных отрядов.

– Так это же очевидно, товарищ старший майор. Диверсанты будут действовать небольшими группами, следовательно, могут наносить только точечные удары. Поэтому, с одной стороны, нужно определить, какие точки будут самыми важными, а с другой стороны, разработать стратегию и тактику нанесения этих ударов.

– Так, – прервал меня Судоплатов. – Значит, все-таки сама додумалась. Дело в том, что решение о создании ОМСБОН было принято на совещании ГКО, которое проходило под председательством самого товарища Сталина. И товарищ Сталин практически такими же словами обосновал необходимость ОМСБОН и основные направления его деятельности. Только ты на этом совещании не присутствовала, потому как не по чину и к тому же лежала в это время в госпитале. А уровень секретности протокола этого совещания – сама понимаешь какой. Вот я на всякий случай посоветовался с товарищем Берией, чтобы понять, откуда ты все это узнала. Он меня успокоил, сказав, что у тебя мозги так устроены, что ты и не до таких вещей можешь сама додуматься. А по поводу немецких уставов – это правильно. Это мы упустили. Тут я свои каналы подключу и Разведупр Красной армии озадачу. Сами уставы, может быть, изучать и не обязательно, а вот специалиста, который смог бы нам прочитать по ним обзорные лекции и ответить на вопросы, обязательно найдем. Хорошо. На сегодня все. Иди, отдыхай и лечись, а завтра после поликлиники снова сюда. Свободна.

После десяти минут неспешной прогулки я дошла до дома, и там в первую очередь позвонила профессору. Он подтвердил, что вечером будет дома. После этого у меня неожиданно образовалось свободное время. Первый час этого времени я использовала согласно приказу товарища Судоплатова, то есть легла и уснула. Во сне лечение идет лучше всего. Проснулась, выпила чай и пошла в магазин за подарком для профессора. Там сначала наткнулась на продавщицу, которая запомнила мой сравнительно недавний визит к Романову. Девчонка вцепилась в меня и не отпустила, пока я не доложила во всех деталях, как сейчас воюет Аристарх Ксенофонтович. Причем по мере рассказа к нам походили продавцы из других отделов, а вместе с ними и немногие покупатели. Оказалось, что Романова хорошо знают и покупатели. Наконец я ответила на все вопросы и в качестве компенсации потребовала подобрать подарок для пожилого мужчины возраста примерно как у Романова. После недолгого шу-шу между продавцами мне принесли дорогую авторучку в красивой коробочке. Сама заведующая сказала, что это настоящий паркер с закрытым золотым пером. Выяснять, кто такой этот Паркер, я не стала, чтобы не позориться. Поверила на слово. Наверное, это что-то типа цейссовской оптики, только для авторучек. Тут мне вспомнилось, что в моем времени вроде бы были шариковые ручки «Паркер», но твердой уверенности в этом не было. В конце концов, плевать. Если продавцы уверяют, что паркер – это самое то, значит, так оно и есть. Я выложила за него шесть сотен с чуточкой, что по текущим ценам было о-го-го. Но мне все равно деньги в данное время практически не нужны. А я получаю их достаточно много плюс Васина зарплата плюс наградные. Хватает с запасом.

Короче, подарок есть. Можно двигаться к профессору. Хотя по времени еще рановато. Зато есть тенистый Рождественский бульвар, на котором можно отдохнуть. Придя на бульвар, я поняла, что несколько погорячилась. Слово «отдых» обычно, кроме всего прочего, подразумевает тишину. Так вот с тишиной тут плохо. Трамваи ходят по обе стороны бульвара, а поскольку тут еще сравнительно крутой спуск вниз, то они и тормозят, и звенят. Так что тишина бывает только в промежутке между движением трамваев. Я села на лавочку просто отдохнуть, но, к немалому удивлению, задремала. Проснувшись, спохватилась, что уже стемнело. Интересно. Вот что значит повоевала. После бомбежек и артобстрелов трамвайные звонки для меня звучат не громче мяуканья кошки. Да еще некоторая болезненность тоже способствует сонливости. Встала, помотала головой, чтобы прогнать остатки дремы, и пошла к Андровскому, который жил в большом доме, стоявшем почти в самом низу бульвара. Оказалось, что профессор живет в коммунальной квартире, занимая там три большие комнаты, из которых две таковыми являлись только по названию, поскольку сплошняком были заставлены высоченными шкафами. Термин «высоченные» тут применим на все сто, так как высота потолков в этой квартире, по моим прикидкам, не менее четырех метров. В одной из комнат полки в шкафах были забиты книгами, а в другой – разными камнями и еще какой-то фигней, которую сразу я определить не сумела. Да не очень-то и старалась. Но один вопрос у меня просто сам слетел с языка:

– Скажите, Олег Павлович, а как вам удалось сохранить весь этот антиквариат? Ведь вы сами говорили, что год просидели в тюрьме.

– Честно говоря, Анна Петровна, сам удивляюсь. Когда меня выпустили, пришел сюда. Дверь была опечатана. Участковый печать сорвал, и мы вошли. Все было как до ареста. Вот только пыли за год накопилось. Я несколько дней гадал над этим вопросом. Единственная непротиворечивая гипотеза – это то, что суда надо мной так и не было. Было только следствие.

Может быть, если бы мне дали срок по суду, то все это отобрали и, скорее всего, большую часть повыбрасывали, а так вот сохранилось.

Н-да, любопытная история. Надо будет при случае поинтересоваться делом профессора, а также тем, кто это дело вел. Не исключено, что тут был еще какой-то или чей-то интерес, про который профессор просто не знает. Ладно. Пора переходить к делу. Я вытащила из сумки и передала профессору футляр с авторучкой. Профессор внимательно осмотрел авторучку, сдержанно поблагодарил, но по блеску в его глазах и порозовевшим ушам я поняла, что подарок ему очень понравился. Потом он спохватился, с видимым сожалением расстался с футляром, положив его на стол, и подошел к одному из своих гигантских шкафов. В шкафу профессор открыл нижнюю дверцу и полез куда-то вглубь. Чем-то там пошебуршил и вытащил неслабый комок кальки, то есть мумие, завернутое в кальку. Я так поняла, что это несколько кусочков мумие были слеплены вместе и завернуты в общую кальку. Кусок получился солидный, и профессор торжественно вручил его мне.