Вот тут до меня наконец дошло.

– Так точно, товарищ майор, понимаю.

– Вот и отлично. Идите в машину, вас отвезут.

Я прошла знакомым коридором и спустилась во внутренний двор. Там меня ждал автомобиль, между прочим, самого Берии. Интересно, а на каком же автомобиле поехал нарком? И где сейчас товарищ Берия? Мне до этого как-то не приходилось общаться с товарищем Сталиным один на один. Собственно, на этом мои мысли и кончились, потому что езды из нашего главного здания до Кремля всего ничего. По традиции оставляю оружие шоферу и иду теперь уже в одиночестве до приемной. Товарищ Поскребышев, увидев меня, кивнул и предложил присесть. Но только я села, как дверь в кабинет открылась, и оттуда вышло сразу несколько человек. Пришлось вскочить, так как нехорошо лейтенанту сидеть в присутствии генералов и маршалов, среди которых я узнала только Мехлиса, Шапошникова и Тимошенко. Остальных я не знала. Но лица всех вышедших были сумрачны и озадаченны. Наверное, на фронте у нас опять ухудшилось положение. Невозмутимый Поскребышев кинул взгляд внутрь, после чего повернулся ко мне и показал, что можно заходить.

В кабинете, кроме Сталина, никого не было. Ой-ой. Раньше всегда можно было надеяться на поддержку Берии (конечно, в разумных пределах), а тут я оказалась один на один с вождем. Неслабое испытание для человека, который еще не до конца оправился от ранения. Впрочем, ранение, в случае чего, может послужить неплохой отмазкой. Хотя будем надеяться, что подобные трюки не потребуются. Но все равно ощущение в чем-то сродни тому, которое было в тот момент, когда я с ротой шла на прорыв. Тут, конечно, меня никто не убьет, но выпороть товарищ Сталин может очень даже качественно, чего не хотелось бы. Тем более что пока вроде бы не за что.

– Здравствуйте, товарищ Северова. Проходите, садитесь.

– Здравия желаю, товарищ Сталин.

С этими словами я прошла и села на указанное мне место – совсем близко к креслу Сталина. Уже знаю, если Сталин предлагает сесть, значит, надо сесть и не отнекиваться, мол, неудобно при стоящем вожде. Сталин походил вдоль стола, не выпуская из руки трубку, но и не закуривая. Я подумала, что ему нравится доводить собеседника «до кондиции», прохаживаясь у того за спиной. Ну ничего. С этим можно справиться. Кажется, Сталин почувствовал, что этим тестом меня не пробьешь, потому что он остановился и заговорил:

– Как вы себя чувствуете после ранения, товарищ Северова?

– Спасибо, товарищ Сталин, чувствую, что скоро буду совсем здорова.

– Это хорошо.

Сталин помолчал несколько секунд, потом снова заговорил:

– В ГКО[21]мы постоянно следим за тем, как обстоят дела на фронте, но то, что докладывают командармы и генералы, – это все, если можно так сказать, взгляд сверху, который не дает полной картины. Поэтому очень важно узнать, как все оценивают рядовые бойцы и командиры младшего и среднего комначсостава. Именно для этого я пригласил вас сюда, чтобы услышать ваше мнение.

Показав на мои награды трубкой, Сталин сказал:

– С начала войны прошло немногим более месяца, а у вас, товарищ Северова, уже появилось несколько правительственных наград. Возможно, вы не знаете, что при отступлении к наградам представляют только тех, кто действительно серьезно отличился на поле боя. Раз вас наградили, значит, вы несколько раз серьезно отличились. Я пытался выяснить у товарища Жукова, как вы воевали, но он почему-то сильно занервничал, что на него совсем не похоже, и попросил, чтобы я узнал об этом прямо у вас.

Ну, будущий маршал, погоди! Вот подставил так подставил!

– Я, товарищ Сталин, старалась воевать как все. Просто все время помнила, что я – командир, причем, по армейским меркам, очень даже не маленького звания. Вот и старалась вести себя должным образом.

После этого я коротко рассказала обо всех моих приключениях, произошедших с начала боевых действий. Хотя Сталин внимательно слушал мой рассказ и даже задал несколько уточняющих вопросов, я все равно была твердо уверена, что все это он уже давно знает. Иначе он не был бы Сталиным. Когда я закончила, он заговорил:

– Вы правильно действовали, товарищ Северова. В свое время звание лейтенанта НКВД вы получили несколько авансом, но теперь я вижу, что полностью его оправдали. Вы абсолютно правы, говоря, что командир должен вести себя так, чтобы рядовые бойцы могли брать с него пример. К сожалению, сейчас мы видим много примеров, когда командиры даже более высокого ранга ведут себя неподобающим образом. Тут до меня дошли сведения, что вы подобных командиров своей властью разжаловали в рядовые. Но право разжаловать имеет только командующий фронтом. Как же вы могли пойти на такое самоуправство?

«Знаешь ведь, что и как было на самом деле, но провоцируешь. Ладно, тут у меня «комбинация без дыр»[22].

– Товарищ Сталин, во-первых, это было не мое личное решение, а постановление трибунала, которое утвердил командарм. Во-вторых, эти командиры сами себя разжаловали, в страхе сорвав петлицы, чтобы в случае чего выдать перед немцами себя за рядовых бойцов, то есть морально они уже были готовы к тому, что попадут в плен. А в-третьих, так все равно будут делать, когда в армии появятся штрафные роты.

– Что за штрафные роты? Раньше вы про них ничего не рассказывали.

– Ой, товарищ Сталин. Вот тут я точно виновата. При составлении предыдущих бумаг я про них просто не вспомнила. Дело в том, что во время войны, когда мы в основном только и делали, что отступали, у ГКО кончилось терпение, и был издан приказ, по которому в армии ввели штрафные роты и штрафные батальоны. Я только не помню, когда вышел такой приказ. Но точно, что после битвы за Москву. Следовательно, примерно в начале 1942 года[23].

– Спасибо, я вас понял. Думаю, товарищ Маша после окончания нашей беседы поедет в наркомат, чтобы срочно написать бумагу с подробным описанием штрафных подразделений.

– Так точно, товарищ Сталин. Поедет.

– Скажите, товарищ Северова, почему вы не можете вспомнить все сразу, а выдаете ваши знания небольшими порциями? Может быть, все-таки лучше вам пожить где-нибудь подальше от фронта, от боевых действий, чтобы в спокойной обстановке вспомнить другие полезные сведения?

– Товарищ Сталин, – не выдержав, заскулила я, – я же не виновата, что некоторые сведения вспоминаются именно тогда, когда в них появляется нужда. Когда разбирали дела проштрафившихся командиров, вспомнила про штрафников. А вот, например, про скрепки из нержавеющей стали в документах диверсантов я вспомнила только тогда, когда сама столкнулась с этими самыми диверсантами. Без участия в ловле диверсантов могла про это вообще не вспомнить. И никто мне в этом помочь бы не смог, так как не знал, как правильно задать вопрос.