— Пусти, — я дернулась, но в результате лишь теснее прижалась к мужу.

Слова Корвин пропустил мимо ушей, а вот движение тела не проигнорировал, сочтя его приглашением к чему-то большему. Я опомниться не успела, как его губы накрыли мои. Вот наглец! Привязал меня к столбу и поцеловал!

Всю злость, всю обиду на мужа вложила в ответ на поцелуй. Я хотела, чтобы он ушел и вместе с тем, чтобы остался и продолжил то, что делает. Этот поцелуй дал мне понять многое. Благодаря ему я признала тот факт, что все еще без ума от своего мужа.

Корвин закинул мою ногу себе на бедро и буквально вдавил меня в колонну. Та жадность и безумие, с какими он действовал, сводили нас обоих с ума. Было в этом что-то болезненное, что-то мучительное. Тоска по несбыточному, жажда, с которой мы оба боролись и потерпели поражение.

Мне удалось освободить руки от веревки, но вместо того, чтобы оттолкнуть мужчину, я вцепилась в его рубаху и притянула к себе. Еще ближе, еще теснее, я хотела ощутить его всего, раствориться в нем. Пусть делает со мной, что пожелает, лишь бы продолжал касаться и целовать. Только не останавливайся — молила про себя. Тот голод, что он вызывает во мне, необходимо удовлетворить, иначе быть беде. Я откуда-то знала это наверняка.

Происходящее между нами отразилось на окружающем. Краем сознания отметила, что свет померк. Приоткрыв глаза, увидела, что мы стоим в центре вихря из вопящих и мечущихся духов. Они закручивались вокруг нас воронкой.

Корвин заметил вихрь одновременно со мной. Это заставило его остановиться. Прижавшись лбом к моему лбу, он прикрыл глаза, борясь с нахлынувшими эмоциями. По мере того как мы оба успокаивались, затихал и вихрь.

— Что это? — спросила шепотом, напуганная странным явлением.

— Борьба за благодать, — выдавил Корвин, открывая глаза. — Начало инициации.

— Так и должно быть? — мне стало не по себе оттого, что эту жуткую воронку вызвала наша близость.

— Нет. Так бывает только в том случае, если между теургами соперничество, — на лице мужа отразилось разочарование. Видимо, он ожидал другого эффекта.

Оттолкнувшись от столба, он сделал шаг назад, разрывая наш физический контакт. В ту же секунду остатки вихря исчезли. Но я испытала вовсе не облегчение, а сожаление. В том месте, где Корвин касался меня, кожа горела. Я дрожала, мне было холодно без его тепла.

— Что ты делаешь? — спросила я.

— Ухожу. Я не буду сражаться с тобой за благодать. Либо мы разделим ее поровну, либо не один из нас ее не получит. Но учти — я победил, а значит сегодня мы спим в одной кровати и без барьера.

Мне нечего было возразить. Я действительно проиграла. Причем по всем статьям.

— Ты меня развяжешь? — мое тело все еще опутывала призрачная веревка. Снять ее самостоятельно будет непросто, даже несмотря на свободные руки.

— Ты справишься сама, я верю в тебя, — он пошел прочь.

— Не смей меня бросать! — крикнула я. Где-то глубоко внутри понимала, что имею в виду вовсе не столб, к которому привязана.

Корвин обернулся, взмахнул рукой, и призрачная веревка спала.

— Не брошу, — пообещал он, прежде чем уйти.

Я ожидала ночи как казни. Дневная стычка с мужем отчетливо поняла, что я не в состоянии противиться его чарам. Как бы не злилась на него, сколько бы не твердила, что ненавижу, а тело все равно поступало по-своему, стремясь к нему и откликаясь на него. Его реакцию я не в силах изменить.

Я до последнего тянула со снятием барьера, прячась за него словно за щитом. Корвин уже пришел, а барьер все еще был на месте.

— Мы же договорились, — указал он на него. — Или ты хочешь нарушить слово?

— Нет, — скрипнула я зубами.

На душе было паршиво, когда велела барьеру пасть. Теперь между нами ничего нет. Я беззащитна.

— Что дальше? — я вздернула подбородок, скрывая страх за нахальством. — Принудишь меня к близости?

— Ты правда так плохо обо мне думаешь? — нахмурился Корвин. — Желай я так поступить, взял бы тебя еще днем. Ты, кстати, не особо сопротивлялась.

— Ты привязал меня!

— Твои руки были свободны, — парировал он.

— Но все остальное было обездвижено.

Корвин хотел ответить, но потом тряхнул головой, сбрасывая наваждение.

— Я не пойду у тебя на поводу. Я пришел не ссориться.

— Зачем тогда?

— Ради разговора.

— Поговорить мы могли и в другом месте. Для этого не обязательно ложиться в одну кровать.

— Как иначе мне заставить тебя выслушать меня? Здесь, наедине тебе придется это сделать. И потом я надеялся, разговор перерастет в нечто большее, — муж покосился на ложе и усмехнулся. — Но все по порядку.

Я задохнулась от его наглости. Нет, он не исправим. Но до чего притягателен в этой своей непоколебимой уверенности.

— Итак, начнем, — Корвин полез за чем-то во внутренний карман сюртука, и я напряглась. Он вытащил маленький флакон с бурой жидкостью.

— Я ничего пить не буду, — предупредила на всякий случай.

— Это для меня, — он продемонстрировал флакон, зажав его между большим и указательным пальцами. — Узнаешь?

Я прищурилась. Жидкость выглядела знакомой.

— Что это?

— Сыворотка откровений. Ты принимала ее во время свадебного обряда.

Я вспомнила солоноватый привкус на языке и то, как правдиво ответила на вопрос. Сыворотка вытянула из меня то, что я сама еще не до конца осознала. И все-таки она не ошиблась.

— Что ты намерен с ней делать?

— Принять, — Корвин зубами вынул пробку и выплюнул ее на пол. — Я выпью сыворотку откровений, а ты спросишь меня, о чем пожелаешь. В том числе о моих чувствах. Ты сказала, что не доверяешь моим словам, потому что я лжец. Так вот теперь я не солгу.

Я не верила глазам. Корвин ради меня примет сыворотку откровений! Невероятно.

Муж, видя мое замешательство, переспросил:

— Ты готова?

Я смогла лишь кивнуть, и он тут же осушил флакон до дна, а потом протянул его мне.

— Возьми. После проверишь, действительно ли там была сыворотка откровений. Не хочу, чтобы у тебя остались сомнения.

Он все учел. Я спрятала флакон за пояс. Если он рассчитывал, что откажусь от проверки, то зря.

— Подожди минутку, — сказал Корвин.

Я занервничала. У меня столько вопросов, голова кругом. Действие сыворотки ограничено несколькими минутами. Надо уложиться в это время. Придется выбрать самое важное.

— Спрашивай, — кивнул мужчина. — Я готов.