Ни одно из существ, которых он ждал, не наблюдало за ними.

Внизу по течению у излучены реки высоко над деревьями маячил осколок скалы – на расстоянии примерно пяти или шести километров.

«Застывшая лава, – подумал Хуан. – А река может пробиваться через такую скалу».

Он наклонился над крылом, открыл пластину для осмотра и опробовал насос. Глухой всплеск слышался из внутренней части понтона. Он направил насос в сторону обследуемого отверстия, и нажал на ручку. Тонкая струя воды пошла по дуге в реку, отдавая запахом ядов из головки.

Завывающий крик тукана прозвучал из джунглей справа, и он слышал, как в кабине бормочет Чен-Лу.

«Что за разговор он ведет там, пока меня нет?» – размышлял Хуан.

Он поглядел вверх, и вовремя, чтобы увидеть, что поворот реки был шире, чем ожидалось. Течение несло сейчас кабину на выступ скалы. Этот факт не прибавил Хуану настроения. «Река может изгибаться на сотню километров здесь в этом сезоне и грузовик может вращаться в пределах километра от того места, где мы сейчас», – думал он.

Вдруг резко прозвучал голос Рин, слова ее четко были слышны во влажном воздухе:

– Сукин ты сын!

Чен-Лу ответил:

– В моей стране родословная не имеет большого значения, Рин.

Насос высасывал воздух с мокрыми хрипами, этот звук заглушил ответ Рин. Хуан поставил на место пластину для обследования понтона и возвратился в кабину.

Рин сидела, положив голову на сложенные руки. На шее ее была краска гнева.

Хуан поставил насос в угол возле люка посмотрел на Чен-Лу.

– В крыле была вода, – сказал Чен-Лу, голос его был ровный. – Я слышал это.

«Да, могу поспорить на что угодно, что это так, – подумал Хуан. – В чем ваша игра д-р Трэвис Ханнингтон Чен-Лу? Или это ради спортивного интереса? Вы злите людей ради своего удовольствия, или здесь кроется что-то другое?»

Хуан опустился в свое кресло.

Кабина плясала по ряби завихрений, повернулась и оказалась передней своей частью вниз по течению к столбу солнечного света, который пробился сквозь облака. В облаках медленно пробивались большие куски синего пространства.

– А вот и солнце, доброе старое солнце, – сказала Рин, – вот теперь, когда оно не нужно.

На нее нашло чувство необходимости в мужской защите, и она склонила голову на плечо Хуана. – Кажется, скоро будет жарища, – прошептала она.

– Если вы хотите побыть одни, я мог бы пойти на крыло?

– съязвил Чен-Лу.

– Не обращай внимания на этого ублюдка, – сказал Рин.

«Разве я могу не обращать на него внимания? – размышлял Хуан. – Может в этом и есть ее цель – заставить меня не обращать на него внимания? Разве я могу?»

Волосы ее издавали запах мускуса, который готов был помутить разум Хуана. Он сделал глубокий вдох и потряс головой. Что происходит с этой женщиной… с этой бросающей вызов, демонической женщиной?

– У тебя ведь была масса девушек, не так ли? – спросила Рин.

Слова ее вызвали в памяти образы, которые промелькнули через мозг Хуана – карие глаза с далеким далеким лукавством: глаза, глаза, глаза… все одинаковые. И гибкие фигуры в облегающих корсажах или на белоснежных простынях… теплые в его руках.

– А есть какая-нибудь особая девушка? – спросила Рин. А Чен-Лу удивился: «Зачем она делает это? Она что, ищет себе оправдания, причину обращаться с ним так, как я хочу, чтобы она обращалась с ним?»

– Я был очень занят, – сказал Хуан.

– Давай поспорим, что у тебя есть, – сказала она.

– Что ты имеешь в виду?

– Что там в Зеленой зоне у тебя есть девушка… спелая, как манго. Какая она?

Он пожал плечами, сдвинул ее голову, но она близко прислонилась к нему, смотря вверх на подбородок, где не росла борода. «У него индейская кровь, – думала она. – Нет бороды: индейская кровь». – Она красивая? – продолжала настаивать Рин.

– Многие женщины красивы, – сказал он.

– Она наверняка горяча, темпераментна и с большим бюстом, могу поспорить, – сказала она. – Ты был с ней в постели?

А Хуан думал: «Что бы это могло означать? Что мы все представители богемы?»

– Джентльмен, – сказала Рин. – Он отказался отвечать. Она поднялась вверх, села в свой угол, злая и удивленная, почему она поступила так. Что я устраиваю себе пытку? Я что, хочу получить себе этого Хуана Мартиньо, иметь и держать? К черту все это!

– Многие семьи здесь очень строги к своим женщинам, – сказал Чен-Лу. – Как в Викторианском веке.

– Неужели вы никогда не были человечным, Трэвис? – спросила Рин. – Даже хоть на денек, другой?

– Заткнись, – рявкнул Чен-Лу, и он сел, удивившись на эту вспышку. Ведьма! Как она довела меня до этого?

«Ах-ах, – думал Хуан, – она таки достала его».

– С чего это вы вдруг озверели, Трэвис? – спросила Рин. Но он уже контролировал себя, и единственное, что он сказал:

– У тебя острый язычок, моя дорогая. Слишком плохо, что нельзя этого сказать о твоем уме.

– Вот это уже что-то новое для вас, Трэвис, – сказала она и улыбнулась Хуану.

Но Хуан слышал выкрики в их голосах и вспоминал Ви-еро, падре, так торжественно говорящего: «Человек выкрикивает, если выражает протест против своей жизни, из-за одиночества и потому, что жизнь отламывается от того, что бы ни создало ее. Но независимо от того, на сколько глубоко ты ненавидишь жизнь, ты и любишь ее тоже. Она, как котелок, кипящий вместе со всем, что ты должен попробовать – но очень болезненный для пробы».

Внезапно Хуан притянул Рин и поцеловал ее, прижимая к себе, зарывшись руками в ее спине. Губы ее ответили после кратчайшего колебания – теплые и податливые.

Наконец он оторвался, твердо посадил ее в кресло и откинулся на спинку своего кресла.

Когда Рин перевела дыхание, она сказала:

– Ну, а это что?

– Во всех нас есть маленькое животное, – сказал Хуан. «Он что, защищает меня? – спрашивал себя Чен-Лу, садясь прямо. – Мне не нужна защита от него в этом деле».

Но Рин засмеялась, скрывая гнев и, дотянувшись до Хуана, ласково потрепала его по щеке.

– Разве это не так? – спросила она.

А Чен-Лу подумал: «Она только выполняет свою работу. Как красиво она работает. Какое артистическое дарование. Было бы просто жаль, если бы я ее убил».

У них такой талант – заниматься нелогичностями, у этих человеческих существ, – думал Мозг. – Даже перед лицом ужасных испытаний они спорят, занимаются любовью и разбрасываются тривиальностями".