В пасхальное воскресенье в церкви, пока голос Флоры сливался с хором, поющим гимны, она думала о том, что груз конвоя, должно быть, уже выгружен, и поэтому корабль Алека скоро отправится назад. Она опустила голову на сложенные руки, пока все молились о безопасном возвращении кораблей и людей. Когда она наконец снова открыла глаза, её ресницы потемнели от слёз.

У церковных ворот прихожане разбились на группы и стояли на солнышке, с серьёзным видом обсуждая происходящее, качая головами и глядя на немыслимо голубые воды озера и тёмный горизонт за ним. К Гордонам подошли Маклауды и Макдональды, Майри и Бриди обняли Флору. Все они страдали по одной причине. Флора поняла, что девушки, с одной стороны, чувствуют облегчение из-за того, что братья Густавсены опоздали на последний конвой, а с другой стороны боятся, что Рой и Хэл твёрдо вознамерились отправиться со следующим. Гибель каждого моряка глубоко ранила всех жителей деревни, и девушки чувствовали острую жалость к родителям и невестам, получавшим ужасные, душераздирающие телеграммы.

Флора увидела среди толпы Маккензи-Грантов, и её пальцы сами собой потянулись к броши, которую она приколола к своему самому лучшему, воскресному пальто, обвели контур якоря и короны. Сэр Чарльз, увлечённый разговором с министром, не заметил их, но леди Хелен, увидев Гордонов, поспешила к ним, чтобы пожать руки Йену и Руариду и крепко обнять Флору.

– Я так рада, что ты её носишь, – шепнула она, на миг притянув девушку к себе, прежде чем вновь вернуться к мужу.

У обочины дороги им встретились Кармайклы. Это была первая Пасха, которую они встречали без Мэттью. А Джонни и Джейми воевали в Северной Африке, и Флора представить себе не могла, как тяжело сейчас старшим Кармайклам. Однако держались они достойно и по-прежнему старались вносить активный вклад в общественную деятельность.

– Есть новости от Алека, милая? – поинтересовалась Мойра Кармайкл, которая, как обычно в праздник, принарядилась, но Флора заметила, что пальто, всегда туго натянутое на её могучей груди, теперь свисает с решительно расправленных плеч.

– Пока нет, – Флора покачала головой. – Они, наверное, как раз возвращаются домой, так что у них радиомолчание.

– Не волнуйся, он вернётся целым и невредимым, – заверила Мойра. Эти слова должны были подбодрить Флору, но она услышала в них тоску и страх, потому что миссис Кармайкл, без сомнения, думала о своих сыновьях. – Так, и куда подевались эти мальчишки? – она оглянулась в поисках братьев, которые куда-то убежали, завидев своих школьных приятелей.

– Может, это они на пляже? – Флора указала на стайку ребят, которые карабкались на скалы.

– Стюарт и Дэвид Лавроки, вернитесь немедленно! – голос миссис Кармайкл загрохотал так оглушительно, что мальчишки сразу же остановились. – Это уже переходит все границы. Морская вода испортит их приличные ботинки, – возмутилась она. И, глядя, как Стюарт соскользнул с валуна и вместе с Дэйви пошёл обратно, она добавила: – И не удивлюсь, если ещё одни хорошие штаны порвутся на заду.

С этими словами она направилась навстречу своим подопечным, чтобы отвести их домой и накормить праздничным обедом, а Флора, Йен и Руарид пошли в домик смотрителя, где их ожидал в духовке пастуший пирог.

$

Когда «Боец» в конце концов вернулся в порт, Алек, казалось, изменился. Он стал каким-то отстранённым, его мысли, даже когда он был рядом с Флорой, в тёплой уютной кухне домика смотрителя, витали где-то далеко. В дом Алека они больше не возвращались. Хотя Алек никогда об этом не говорил, Флора чувствовала, что сэр Чарльз выступил резко против её появления в особняке Ардтуат, кроме как за дверью, обитой зелёным сукном, всегда напоминавшей, что территорию по ту её сторону Флоре никогда не преодолеть.

Поначалу Алек отказывался говорить о том, что произошло во время его путешествия, но в конце концов Флоре удалось выведать у него кое-что в надежде, что, если он поделится своей болью, это её облегчит. Он рассказал ей о кораблях, которые они потеряли из вида и никогда больше не увидели вновь, и о людях, сгоревших заживо, когда от взрывов в трюме на борту «Индуны» воспламенился бензин. Те, кто не погиб сразу, столкнулись с немыслимым выбором, оказавшись в ловушке между огнём и льдом: остаться на борту и сгореть или прыгнуть в ледяные воды, где тоже ожидала верная смерть, потому что вес тяжёлых шерстяных кителей и ботинок, которые мгновенно наполнились бы водой, тут же утянул бы их вниз. Немногим удалось спастись в спасательной шлюпке, которую несколько дней спустя обнаружили самолёты из России. Выживших привезли в Мурманск и определили в местный военный госпиталь, но некоторых это уже не спасло. Многие стали жертвами ужасных обморожений, проведя несколько дней на хрупком спасательном плоту среди стихии. Кто-то потерял руки и ноги.

Пока он говорил, она смотрела ему в лицо и видела, как его черты стали резче, словно окаменев от боли. Она взяла его ладони в свои и крепко держала, будто это могло помешать ему провалиться в темноту.

– Сколько теперь тебя ждать?

Он пожал плечами.

– Следующий конвой пойдёт из Исландии. Это логично с учётом того, что погода стала лучше, а дни длиннее. Лёд отступит, и корабли смогут проплыть дальше на север, что избавит их от ударов с немецких аэродромов. Так что, боюсь, на этот раз я задержусь надолго. Не знаю, когда вернусь… летом нам должны дать отпуск, но вряд ли я попаду сюда до осени, когда местом сбора снова станет Лох-Ю.

Флора очень старалась не показать страха и огорчения. Хотя она была рада тому, что конвой пройдёт дальше немецких баз в Норвегии, она знала, что долгое путешествие займёт больше дней. И каждый из этих дней будет полон света, в котором корабли станут заметными. Она знала, что Бриди и Майри тоже расстроятся. Если Исландия станет сборным пунктом, они вряд ли до осени увидят Хэла и Роя.

Но нацисты угрожали всей Европе, и теперь, когда все союзники Гитлера объединились, война добралась до самых дальних уголков мира. Кинохроника, которую они смотрели в импровизированном кинотеатре, сообщала о бомбардировках британских ВВС в Германии и американских войск на Дальнем Востоке. Шероховатые черно-белые кадры показывали города, о которых она никогда раньше не слышала: Эссен; Любек; Валлетта; Ленинград; Рангун; Дарвин; Батаан…Казалось, что не осталось ни одного места, не тронутого разрушением. И поэтому Флора понимала, насколько важен каждый корабль с грузом в попытке переломить ход войны, и чувствовала себя виноватой за то, что в дни, когда так много людей боролись и страдали, она молилась только о безопасном возвращении Алека.

В последний день, перед тем как идти на пристань, он нашёл её в конюшне. Она набила мешок сеном и повесила в стойле, потрепала пони по широкой шее и закрыла за собой дверь. Стряхнув с брюк прилипшие соломинки, повернулась и обняла Алека.

Его лицо было очень бледным. Она заметила, что под глазами у него тёмные круги и что его скулы стали резче, несмотря на двухнедельный отпуск. Он обнял её в ответ, но как-то слабо, и она поняла, что мысленно он уже в море. Чтобы поддержать его, она сказала как можно беззаботнее и жизнерадостнее, думая, что ему так будет легче: