Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И соглашусь с тобой, и нет.
– Мне не нужна популярность, Роуз. Ты прекрасно знаешь, что важнее известность выпущенных произведений и довольные отзывы читателей, а не имена на первых полосах газет. Истории, написанные в книгах, живут вечно, а газеты – лишь однодневный хлам.
– Ты слишком строга к себе… – тихо говорит подруга. – Если тебе дают шанс, воспользуйся им. Возможно, другого такого не будет.
– Вот и славно, – отрезаю я.
– Ты неисправима! – отзывается она, вздыхает и замолкает.
– Роуз, я пойду, пожалуй. Голова какая-то чугунная после рабочего дня.
Мне не хочется слушать нравоучения от нее, какой бы хорошей подругой она ни была.
– Ладно. Но обещай, что позвонишь, если что-нибудь случится!
– Хорошо, – соглашаюсь я, но отчетливо чувствую, что вру сама себе.
– До завтра!
– Пока.
Я чувствую, что у меня болит не только голова, но и душа. Я бы ни при каких обстоятельствах не стала звонить Роуз, чтобы давать новый материал для сплетен. «Наше общение с Майклом заходит в тупик. Мы не говорим о случившемся между нами. Ни о первом поцелуе, от которого меня до сих пор воротит. Ни о том, как в нас стреляли. Ни о том, что на море за нами следили папарацци, а мы, как два голубка, были на ладони. Ни о втором поцелуе, от которого тоже теперь стало воротить. Мы не разговариваем ни о чем, кроме работы. Он лишь иногда поощряет меня, выдавая более длинную фразу, чем ”согласен”, ”менять не буду”, ”ты не права” и так далее. Меня напрягает все это». Размышляя подобным образом, я начинаю готовиться ко сну.
Но поспать выходит плохо, и утром никак не удается собраться с мыслями. Все буквально валится из рук, словно мне предстоит выступать перед всем миром с объяснениями, что между мной и Майклом ничего нет и быть не может. «Впрочем, кто поверит в это, когда наше фото, которое кто-то сделал на берегу, до сих пор расползается по всему интернету, как опухоль? Кажется, ответ очевиден не только мне, но вообще всем», – эта мысль помогает мне немного сосредоточиться. Собрав последние силы в кулак и нацепив на себя самый строгий костюм, я выдвигаюсь в офис.
В издательстве я появляюсь первая, поэтому вздыхаю с облегчением оттого, что мне не требуется скрываться от назойливых лиц, и немного успокаиваюсь. Мой стол покрывает небольшой слой пыли. Сдуваю ее и принимаюсь раскладывать вещи.
Невзирая на то, что занимаю пост главного редактора, я не чувствую на своих плечах ту ответственность, какую обычно ощущают в таком случае. Моя помощница Алиса, которая с недавних пор работает под моим крылом, пытается хоть как-то разбирать все, что мне приходится утверждать в печать, поэтому главная головная боль для меня – это новая книга Майкла, которая по срокам должна быть напечатана через полтора месяца. Не сказать, что наша работа идет быстро, но она и не замедляется. «Если бы Ким был более разговорчив и хоть немного старался помочь мне с редактированием, было бы легче», – с легким раздражением констатирую я.
Его надменность вызывает у меня неприязнь к нему как к личности. Даже невзирая на то, что между нами что-то проскользнуло. Мне кажется, такое ни в коем случае не должно менять мое мнение о нем. «Я два дня думала о том вечере и нашем поцелуе. И о том, что в тот момент творилось у него в голове. С чего вдруг у него появилось желание меня поцеловать? Я была уверена, что наша неприязнь взаимна, однако теперь получается, что это не так?» – гадаю про себя, отрываясь от работы.
Мотнув головой, чтобы отогнать ненужные мысли, краем глаза вижу фигуру, появившуюся напротив. Это Майкл. «Легок на помине», – мысленно фыркаю я. Мужчина останавливается, как восковая фигура, прислонившись к стоящему рядом столу. Как всегда, одет он с иголочки. Взглянув на него, замечаю, что раны на его лице зажили. Сам же он явно чего-то ждет.
– Доброе утро, – бормочу я.
– Ты опоздала.
– Что, прости?
– Мы договаривались на восемь утра.
– Когда?
– Оливия, ты дура или прикидываешься? – Его голос становится грубым.
– Во-первых, смени тон…
– А во-вторых, – перебив меня, Ким складывает руки на груди, – я не люблю, когда опаздывают. И не тебе указывать мне, как с тобой разговаривать.
– Видимо, ты меня не понял!
Мое сердце колотится все сильнее. «Ярость, вот что на самом деле неуправляемо. Адреналин начинает зашкаливать, и ты вспыхиваешь, как сухая ветка». Я чувствую, как моя ярость возрастает с каждой секундой.
Майкл же, черт возьми, даже не извиняется за то, что ведет себя в данный момент как тварь. Вместо этого он издевательским тоном произносит:
– Видимо, ты слишком глупа, чтобы работать со мной.
– Я скажу тебе больше, – говорю я в ответ, встаю из-за стола, подхожу к нему вплотную и продолжаю: – Вряд ли найдется еще хоть один редактор, который захочет работать с таким мудаком, как ты.
В его глазах отражается насмешка, которая подталкивает меня высказать все накопившееся.
– Твое надменное отношение ко всем вокруг лишь доказывает твое ничтожество, – сообщаю я. – Это подтверждается тем, что от тебя ушла жена, которая не смогла дольше терпеть такого тирана, как ты.
Как только последняя фраза срывается у меня с губ, взгляд мужчины вмиг изменяется. Он становится холодным и даже злым. Я же, несмотря на это, дополняю:
– Доказывает это еще и то, что ты держишься за свои книги, будто они частицы твоей души. Уж не знаю, откуда ты берешь свои истории, но, по всей видимости, ты и в самом деле без них ничто.
Между нами воцаряется напряженное молчание. Я смотрю на Майкла, он смотрит на меня. Его лицо напоминает восковую маску и отлично вписалось бы в коллекцию экспонатов музея современного искусства. Пожалуй, если бы не размеренное дыхание, запросто могло бы показаться, что он неживой.
– Я с легкостью могу отказаться от твоих услуг, – отвечает он мне. – Твоя работа ничего не привнесет в мою книгу. Так же, как и ты ничего не привносишь в мою жизнь.
– Тебя заботит только твоя репутация, и ничего кроме.
– У маленькой овечки заработали мозги?
Ким выпрямляется, возвышаясь надо мной, как монстр из детских сказок. Только вот монстров я не боюсь, потому что давно уже выросла.
– А волк настолько удивлен, что растерял все свое самообладание?
Он резким движением хватает меня за запястье и с силой его сжимает. Руку вмиг пронзает тупая боль, от которой я морщусь.
– Отпусти немедленно,