Обизат охнула:

– Господин… ты видишь за стеной?

– Чувствую, – ответил Михаил. – Мужчины тоже бывают чувствительными натурами.

Он дважды выстрелил, пинком распахнул дверь и ворвался, держа пистолет перед собой.

В трех шагах от двери на полу, заливая ковер кровью, корчатся двое охранников, а из-за стола поднялся с поднятыми руками бледный и трепещущий бородач, который вел собрание и давал поручения Рамиру.

Он старался держаться невозмутимо, в прищуренных глазах Михаил увидел злость и выжидание промашки противника.

– Шаг в сторону, – скомандовал Михаил. – Даже и не смотри в ящик стола!..

Бородач выдохнул:

– Макрон…

Михаил сказал резко:

– Думаешь, бороду отпустил, тебя не узнают?.. Тебя все тайные службы мира ищут!..

Панас смотрел на него неподвижно, но Михаил уловил в его прищуренных глазах нечто затаенное, тут же уточнил:

– Кроме тех, с кем сотрудничаешь. Или вообще на них работаешь? А то и на две-три сразу?.. То-то всегда выскальзывал из всех передряг!

Бородач возразил с ленцой:

– Ну почему же… Был случай, когда меня освободили прямо в зале суда. За неимением улик.

Михаил сказал со злостью:

– Сейчас у нас улики тоже хлипкие. Потому ты сам напишешь признание в перевороте. Что и как ты для него сделал, кого завербовал, кто передал тебе деньги, кто из местных покровительствует, где держишь наворованное… подробно, чтобы легко проверить…

Обизат сказала голосом персонажа какого-то фильма:

– Где закопал трупы, как доказательство, что это сказал именно ты.

Бородач расхохотался:

– Твоя девочка шутит?

Михаил ответил без улыбки:

– Панас, я давно не тот, каким был раньше. Вот, чтобы тебе стало яснее…

Он перевел взгляд на одного из стонущих телохранителей, тот начал приподниматься на дрожащих руках, уже водил по сторонам взглядом в поисках выпавшего пистолета.

– Ну-ну, – подбодрил Панас с интересом.

Михаил кивнул Обизат. Она выстрелила молниеносно, хотя мгновение тому держала на прицеле Панаса.

Голову охранника отбросило назад, словно ударили молотом. Кровь выплеснулась из развороченного затылка.

Панас побледнел.

– Макрон… это незаконно!

Михаил кивнул.

– Что, правда?.. Подписываешь?

Панас ответил сквозь стиснутые челюсти.

– Ни за что…

Михаил повернулся ко второму, точно так же вытянул руку с пистолетом, черное отверстие дула посмотрело тому прямо в лицо. Охранник побледнел, умоляюще посмотрел на хозяина.

– Босс…

– Молчи, – велел Панас. – Он это не сделает!

– Ты так ничего и не понял, – сказал Михаил.

Стрелять он не стал, берег бронебойные патроны, кивнул Обизат. Выстрел грянул немедленно, а Михаил продолжал держать на прицеле бородача.

Тот, уже смертельно бледный, проговорил с трудом:

– Макрон, я тебя в самом деле не узнаю… У тебя раньше не было права на самосуд…

– У тебя же есть, – ответил Михаил. – На самосуд и все такое?.. Как только ты из Панаса стал Панас-оглы!.. Или уже Панас-бек? Вот и мы тоже… присвоили, как и надлежит в свободном демократическом государстве со старыми устоями чести и права. Ты поднялся по карьерной лестнице… и мы тоже. Пишешь признание?

Панас покачал головой.

– Нет. Мне тогда вышка.

– Не сразу, – пояснил Михаил. – Будет долгий суд. Потом, даже если признают виновными по всем статьям и приговорят к высшей мере, все равно затянется на годы. Апелляции, пересмотры дела, уточнения… А это все-таки жизнь. И надежда на какое-то чудо. Ну там амнистия, революция, метеорит разрушит половину тюрьмы, а ты сбежишь с остальными…

Панас подумал, покачал головой.

– Нет.

– Подумай, – сказал Михаил. Он указал взглядом Обизат, она молча выстрелила ему в колено. Панас вскрикнул, рухнул на пол и согнулся от боли, ухватившись за раненое место.

– Что ты делаешь…

– Да ладно, – ответил Михаил, – сейчас такие протезы делают! Фрики готовы здоровые ноги отрезать, чтобы поставить из красивой металлокерамики!.. Но ты подумай хорошенько. Я милосерден настолько, что самому противно… Мог выстрелить в твои семенники! Так они у тебя называются? Или гениталии? Да и сейчас могу. Кстати, их пока не протезируют, хотя многие о таком мечтают.

Панас вскинул голову, всматриваясь в его лицо со страхом и ненавистью.

– Ты не смеешь…

Обизат сказала с недоумением:

– Командир, зачем тебе его признание? Он враг, а врага нужно уничтожать!

– Ты права, – ответил Михаил со вздохом. Он перевел прицел на переносицу Панаса. – Если враг не признается, его уничтожают…

Тот воскликнул:

– Ладно, я напишу! Я все напишу!..

Михаил покачал головой.

– А вдруг с ошибками? Или соврешь как-то, что признают недействительным? Ты прав, лучше не рисковать…

Панас распахнул рот, явно намереваясь заверять в искренности, но Михаил нажал на спусковую скобу. Грянул выстрел, голова ударилась о стену, там во все стороны разлетелись красные брызги.

Обизат взглянула в недоумении.

– А зачем ты вообще с ним разговаривал?

– А он все сообщил, – пояснил Михаил, – хоть и промолчал. Два раза покосился на ноут. Явно стереть нужное не успел. А может, и не собирался.

Он двумя точными ударами разломил ноутбук, словно огромное сухое печенье, выдрал некую блестящую пластинку с торчащими проводками и сунул в карман.

– Вот теперь все, – сказал он. – Уходим.

– Это ценность? – спросила она с недоверием.

– Знание – сила, – пояснил он. – Знание убило народу больше, чем все землетрясения, вулканы, цунами и грозы вместе взятые!

Она с уважением посмотрела на карман Михаила.

– Ой… ты со знанием поосторожнее!

– Я буду, – пообещал Михаил, – но вот другие знающие атомную бомбу все-таки придумали.

Как только вернулись к автомобилю, он кивнул Обизат на левое сиденье, а сам вытащил смартфон, подсоединил к нему пластинку, что добыл в кабинете Панаса.

Она медленно тронула автомобиль с места, опасаясь помешать ему, сама краем глаза поглядывала на экранчик смартфона, где появляются и пропадают непонятные значки, а следом буквы и картинки с графиками.