За дверью крик, шум, топот ног, действовать нужно как можно быстрее, не давая опомниться, иначе возьмут в кольцо и навалятся разом, джигит дорожит не жизнью, а честью.

Он пинком открыл дверь и, пригнувшись, открыл стрельбу, быстро-быстро выбирая самые опасные цели, где автоматы уже направлены в его сторону, а затем всаживая пули в тех, кто пока смотрит в другом направлении, а теперь очень замедленно начинает поворачиваться к нему.

Все кажется замедленным, даже звуки стали растянутыми. Противник, пораженный пулей в лоб, еще долго стоит, медленно закидывая голову, кровь уже выбрызнулась из пробитого затылка, а он только начинает, как в неспешном танце, плавное движение в направлении к полу.

– Всем бросить оружие! – прокричал он страшным голосом.

В ответ прозвучала очередь сверху, там по лестнице сбегают с третьего этажа трое с автоматами в руках.

Он выстрелил, метнулся под укрытие стены, по лестнице сбежали уже не трое, а, судя по топоту, пятеро. Он вздохнул трижды глубоко и быстро, насыщая мозг кислородом, выдвинулся из-за стены и моментально открыл стрельбу.

Один успел дать ответную очередь. Михаил охнул, в плечо и руку ударили две раскаленные пули. Пальцы разжались, пистолет выскользнул.

– Сволочь…

Он сцепил челюсти и поспешно нагнулся, торопясь поднять пистолет левой рукой, но один из боевиков с разгона прыгнул и ударил прикладом в затылок.

Сильный удар обрушил лицом на пол, боевик навалился сверху, огромный, тяжелый и очень жилистый, таких держат возле босса как последний ресурс для рукопашных схваток.

Михаил уперся лбом в камень пола и, закинув руку назад, словно хватаясь за рукоять меча за спиной, цапнул боевика за кисть, но тот лишь сильнее сжал ему шею.

– Попался, франк…

Михаил стиснул сильнее, потянул на себя вниз, боевик прохрипел:

– Да что ты за…

Михаил сбросил его рывком, с силой ударил в лицо, ломая хрящи и кости, и, подхватив пистолет, помчался со всех ног к лестнице.

Сверху прогремели три выстрела один за другим. Он ощутил, как одна из пуль ударила снова в то же самое плечо, только теперь сзади, зарычал от боли, но выстрелил в ответ и побежал наверх.

Пулевая рана на правой кисти затянулась, оставив после себя жгучий зуд, плечо горит, словно там прижгли раскаленным железом, но Михаил чувствовал, как торопливо затягивается рана, взбежал на третий этаж, готовый к стрельбе.

И остановился. Возле двери, где обычно дежурят телохранители, пусто, а это значит, они тоже в комнате зачинщика переворота, плюс к тем, кто всегда прикрывает босса.

Если ворвется, сразу попадет под ураганный огонь, а еще неизвестно, что будет, если пули попадут не в грудь, а в голову, в глаза.

Он прокрался вдоль стены, прислушиваясь изо всех сил к шорохам по ту сторону, торопливо заменил обойму на запасную, что помечена буквой «Б», бронебойные.

Издали донеслись выстрелы, там действует Обизат, перекрывая парадный вход, в ответ иногда слышится автоматная очередь, иногда сразу две-три, но тишина наступает довольно быстро.

Он перевел дыхание, повернулся лицом к стене и взял пистолет в обе ладони. В кабинете наметились силуэты, только один двигается, остальные замерли, руки у них согнуты так, словно у всех в руках автоматы.

– Начали, – сказал он тихо и выстрелил три раза подряд.

В стене возникли три дыры, за нею три силуэта взмахнули руками и рухнули. Двое задергались, но руки по-прежнему держат так, словно автоматы в них направлены на дверь.

Он выстрелил еще дважды, всякий раз чувствуя усиленную отдачу, когда пистолет норовит ударить рукоятью по зубам, затем саданул ногой в дверь и ворвался, держа на прицеле сидящего за массивным столом в кресле человека в дорогом костюме европейского типа и при галстуке-бабочке.

Тот произнес достаточно спокойным голосом, хотя Михаил уловил и едва заметную нотку напряжения:

– Заходите… Кто я, вы знаете. А кто вы?

– Ангел смерти, – ответил Михаил и подумал, что неожиданно для себя сказал правду. – С правом решать и наказывать. Кстати, а кто вы?

Мужчина ответил с ноткой удивления:

– Гаданфар. Возможно, уже слышали.

– Слышал, – ответил Михаил. – Так у нас называли льва, хотя вы на него не слишком…

– Я закончил Гарвард, – сказал мужчина.

– Это вы нацелились в кресло президента? – поинтересовался Михаил.

– Верно, – ответил глава путчистов, – это современнее, чем трон шейха, не так ли?

– Не знаю, – сказал Михаил честно. – Иногда вождь племени лучше, чем всенародно избранный президент. Поднимайтесь! Вы арестованы.

Гаданфар медленно поднялся, поинтересовался:

– Это право решать и наказывать вы ведь сами себе взяли?

– Конечно, – заверил Михаил. – Мы живем в свободной демократической стране!..

– Вот и я взял себе некоторые права сам, – ответил Гаданфар. – Как, впрочем, и обязанности. Обязанности заботиться о людях, населяющих эти земли. Вы ведь не против заботы о людях?

– Очень не против, – ответил Михаил. Он продолжал держать его на прицеле. – Только у нас понятия заботы не совпадают. Выходите из-за стола. Пусть с вами дальше разбираются власти. Сдам властям. Возможно, сумеете откупиться.

Мужчина начал подниматься, крупный и уверенный, а Михаил ощутил, не поворачиваясь, что в распахнутую дверь кабинета легкой поступью скользнула Обизат.

Гаданфар бросил в ее сторону цепкий взгляд.

– Ого, у девочки два тяжелых пистолета… Не всякий мужчина может из них прицельно.

– Она может, – заверил Михаил. – Будьте осторожны, ни одного лишнего движения! Она новенькая, что-то поймет не так и сразу разнесет голову.

– Новенькая? – переспросил Гаданфар. – У вас что, так плохо с кадрами? Кстати, сколько вам платят? Я могу не просто удвоить плату, но дать намного больше, чем просто деньги.

Обизат держала пистолеты стволами в пол, но не убрала в кобуры и рассматривала его немигающими глазами. От стремительного боя ее румянец стал еще ярче, растекся по щекам и захватил шею.

Гаданфар медленно обошел стол, держа руки на виду, вздохнул.

– Неужели вас только двое? Мне доложили, отрядов поблизости нет, все чисто. Давайте обсудим условия?.. Если вас деньги не интересуют, что просто удивительно, то почему защищаете этот прогнивший и коррумпированный режим?..

Михаил буркнул:

– А у вас будет какой?

Гаданфар ответил спокойно:

– Надеюсь, получше. Хотя не сразу, здесь слишком сильны традиции и клановость. Кайсель, кстати, тоже обещал свободу, равенство и прогресс, но как ездили на верблюдах, так и ездят, хотя денег у многих хватит на «Мерседесы» и даже «Бентли».