Владимир Павлович встал и неожиданно легко шагнул к раковине. Некая интересная мысль мелькнула в голове, и надо было ее срочно проверить. Он, брезгливо поморщившись, вытянул из-под чашки грязную вилку и радостно произнес:

Четыре.

Действительно, у этой вилки было только четыре зубца.

«Ну и что это дает?»

Откуда-то из глубины сознания выплыл мнемонический прием, который преподали ему в школе или еще где-то в детстве по поводу английского языка. Он тогда никак не мог запомнить слово fork, что по-английски означает вилка. И пожилая учительница с голубыми волосами, которую он про себя называл Мальвиной (вроде бы все-таки в школе, откуда в то время репетиторы?) сказала:

Вот смотри, это же просто. У вилки четыре зубца, а как по-английски «четыре», ты помнишь?

Four, - ответил маленький Володя.

И «вилка», запомни, «fork». Запомнить-то он запомнил, оба слова на слух действи­тельно были очень похожи, только Мальвина была не во всем права, и доказательство этого сейчас лежало перед ним. И почему-то это было очень важно, только бы понять - почему?

За окном опять, уже в который раз за эту зиму, противно взвыли тормоза и раздался глухой удар, потом еще один. Звон разбитого стекла, и чей-то пронзительный крик допол­няли картину. Платонов встал, хотел подойти к окну, но в который раз вспомнил, что ничего не увидит. Место, где почему-то в эту зиму постоянно скользили и бились машины, находи­лось в «мертвой» зоне и было из его окна совершенно не видно.

Он опять вернулся к столу, однако авария отвлекла его, и прошло несколько минут, пока ему удалось сосредоточиться.

Почему история с вилкой так важна для него? Может быть, потому что количество - два, три четыре или пять зубцов у вилки для ее сути, функции не имеет никакого значения. Она все равно остается вилкой. Ну и что? Что дальше?

А дальше вот что. Пентакл перед нами или магендовид, по большому счету, это все - просто набор точек в пространстве. Не очень важно, как соединены их вершины: если по краю, тогда это многоугольники, а через центр, тогда одна группа становится пентаклом, или не все подряд, а по нескольку - и тогда это магендовид. Ну и что из этого следует?

Владимир Павлович сидел, уставившись в одну точку и не замечая ничего. Наверное, он мог бы быть неплохим педагогом, непонятно откуда это у него взялось, но он умел выстра­ивать логические цепочки и поворачивать непонятное так, что оно становилось понятным и объяснимым. Ему легче это было делать, когда он беседовал с собой.

«А следует из этого то, что пять скважин шкатулки легко представить себе в качестве пяти точек - чем не пентакл? Правда, не очень ясно, при чем здесь магендовид, дырок-то в ларце или пять, или семь. Но ведь две, „технические", как сказал Болтун, дырки найти не очень просто. Что, если Станислав Петрович нашел одну и все время сомневался: пять их или шесть? Пентакл или могендовид, у него же под рукой Болтуна не было. И тогда „по- жидовски" не имеет никакого отношения к самому знаку, а означает.»

В дверь позвонили, довольно настойчиво. Потом еще раз и еще. Владимир Павлович поспешил в прихожую, и у него мелькнула мысль, что что-то случилось с Настей. Но на пороге стояла киргизка-консьержка:

- Там, эта машина разбилась. Ваша друг, длинный, кричит все время, за рулем был. Раненый очень.

«Плющ», - догадался Платонов.

Домой Владимир Павлович попал только через два с половиной часа, да и то только потому, что к вечеру ему нужно было на работу. Он вчера договорился с Тамарой, что отра­ботает за нее, и она будет должна ему уже три смены. Использовать их Платонов собирался в надвигающиеся детские каникулы и елки, когда работать придется в два раза интенсивнее, чем обычно. Вот тут он и даст себе некоторый отдых.

Плющ пострадал довольно сильно, как сказал врач «скорой», у него была сломана пра­вая нога и сильный ушиб передней верхней части головы. К тому моменту, когда Владимир Павлович отправился домой, желто-синяя гематома начала спускаться со лба, и глаза Вик­тора стали превращаться в узкие щелочки.

Он был в сознании, только мертвецки пьян, что для него было несколько неожиданно. Но именно это его «эйфорическое» состояние, видимо, и давало ему силы переносить боль почти без криков.

К счастью, кроме него никто не пострадал, а «оппонентом» Плюща в аварии оказался бетонный столб, которому тоже досталось.

Владимир Павлович поехал со своим партнером в больницу, раздавая деньги направо и налево, потому что не только по рассказам, но и по опыту знал, как сейчас живут врачи и сестры и за счет чего они выживают. Проблемы с правами Плюща будет решать ГАИ или суд, а сейчас надо было позаботиться о его здоровье.

Молоденький лейтенант с тонкой петушиной шеей еще возле подъезда потерзал Пла­тонова разными дурацкими вопросами о Викторе. Как выяснилось, Владимир Павлович тол­ком не знал даже фамилии своего партнера, и оказалось, что Плющ - это прозвище. Плато­нов отмахнулся от лейтенанта, который все пытался узнать, откуда взялась здесь «шестерка» Виктора, если мимо него она не проезжала. Он, лейтенант, ее непременно бы заметил.

Ну, откуда я знаю? - спросил тогда Владимир Павлович и уехал вслед за «скорой».

Пока он занимался проблемами здоровья своего приятеля, у него не было ни секунды о

чем-то подумать, а когда он отправился домой, то все никак не мог привести в порядок мысли и вспомнить, о чем таком важном и существенном думал он, когда пришла консьержка.

И, только взглянув на шкатулку, он начал соображать. Но и на это времени не оста­лось. До выхода на работу у него было тридцать семь минут, а надо было еще принять душ, побриться и что-то съесть. Первые две операции прошли быстро и более-менее успешно, а во время третьей Платонов принес шкатулку в кухню и поставил ее перед собой, надеясь, что она сама подскажет ему, что именно он хотел вспомнить. Но не тут-то было, в дверь опять позвонили.

На пороге стоял Махмуд, на этот раз ошибки не было, Владимир Павлович хорошо видел его роскошные усы и дикие глаза. Открывать Платонов не стал, слава Богу, он подо­шел к дверям на цыпочках, и тот на площадке явно не заметил его присутствия, а опять же потихоньку вернулся в комнату, набрал «ноль-два» и сказал:

По подъезду бродит чеченский террорист, чего собирается делать - не знаю, но пока звонит по квартирам.

На вопрос, кто говорит, назвал имя и адрес известного пьяницы с шестого этажа и повесил трубку. Теперь оставалось ждать, пока менты заберут Махмуда и освободят дорогу.

С самых первых шагов на антикварном поприще Платонов знал, что под милицию нельзя подставлять никого, даже злейших врагов, сейчас он не чувствовал никаких угрызе­ний совести.

Во-первых, потому что ничего реального за этим кавказцем, скорее всего, не числи­лось, и менты его просто отпустят, а во-вторых, если и числилось, то наверняка что-нибудь такое, что все ограничения на вызов ментов снимались.