– Прошу тебя, – произнесла она без единой ноты тревоги или гнева, целеустремлено каждое ее дыханье.

– Я просто спать не могу, так мне… – И он снова убрел прочь. Цвик, цвик, цвик.

Одри с лицом образцово-прекрасного и сострадательного Будды встала на свою мягкую табуреточку, очень медленно, – просто Венера, восстающая из морской пучины на половинке раковины, – и позволила своему одеянию из шафранового шелка соскользнуть, покуда не осталась стоять совершенно нагой.

– Эй, – произнес Чарли. – Ух ты. Что, ты что это…

И Чарли – все его жизненные энергии и почти все телесные жидкости вдохновились на то, чтобы мгновенно прихлынуть к его исполинской елде, – развернуло вокруг его оси, когда член расплелся вокруг талии, пока не достиг полнейшего почтения, и швырнуло набок на ковер, где он, храпя, и остался без сознания до самого утра.

Одри медленно опустилась в позу лотоса и продолжила свою всенощную медитацию.

Морриган

Некогда они были богинями смерти у кельтов – эта троица, – и тысячу лет властвовали над полями битв всего Севера, выдергивали у мертвых и умирающих души, подхлестывали воинов яростью и ужасом, перетекая из своих обличий воронов и ворон в шелковистых гарпий с когтями-бритвами, когда б того ни пожелали. Теперь же они представляли собой лоскутные тени и зализывали себе раны в перекрытом тоннеле для поездов под Большим лугом Форта-Мейсона, не в силах даже удержать трехмерную форму. От масляных пятен на цементе, оставленных тракторами и прочей тяжелой машинерией, хранимой в этом тоннеле, их отличало лишь то, что они шевелились.

– Пушки стали хуже? – спросила Немайн, ядовитая, стараясь удержать при себе левую руку, присоединенную к ней лишь тонкой соплей вара. – Наверху в меня раньше уже стреляли, но не припомню, чтоб было так скверно. – Силой воли она попробовала удержать форму, но вновь истаяла плоской тенью. Глянула на мужчину в желтом, сидевшего в кресле скипового погрузчика, опираясь на один локоть.

– И это не тот, кто стрелял в тебя раньше? – спросил желтый фрукт.

– Другой. Крупнее. Пушка больше. Но я ужалила его в сердце, пока он не прострелил мне руку.

– Нам для излеченья понадобится больше душ, – произнесла Маха, вновь вернувшаяся к тени своей птичьей формы – серой вороны. Холодный лунный свет, рассеянный туманом в тоннеле, сиял сквозь рваные дыры в ее крыльях и груди. – Тех пяти, что были в книжной лавке, нам едва хватило, чтобы обрести форму. Теперь же…

– Я хочу себе голову банши, – промолвила третья сестра, Бабд, опиравшаяся на колесо погрузчика, чтобы не упасть: от голени и ниже ноги у нее не было. Это она испускала ужасающий визг, ввергавший воинов в самоубийственное неистовство на поле боя, поэтому банши – визгунья понежней – всегда ее особенно раздражала. – Только с одной ногой я не могу. Нам нужны души.

– Дамы, дамы, расслабьтесь. Я принесу вам желаемое, – произнес желтый. Отправляя их в лавку продавца душ, он не рассчитывал на осложнения в виде тяжеловооруженного полицейского, предупрежденного банши. Для такого они были недостаточно крепки – а теперь им недоставало сил даже выбраться наверх и удержаться в полезной форме, не говоря уж о том, чтобы при необходимости разделаться с Люминатусом и ее адскими псами. Он пока был не очень уверен, хочет ли, чтоб они крепли. Они же все-таки разорвали на куски его предшественника Оркуса. Над этой дилеммой еще предстояло поразмыслить. Он принесет им требуемое, чтобы излечились, – но не более того.

– Пока же можете все раны зализывать в багажнике “бьюика”. Вернусь, и бабочка подмигнуть не успеет.

И он похромал по тоннелю мимо тяжелой техники. Хромал он не из-за травмы, а потому что таков стиль.

Когда он ушел, Бабд спросила:

– А это сколько? Больше недели?

– Он просто цветист, – откликнулась Немайн. – Очень колоритный.

– Захочется колеру поубавить, так я ему вену вскрою, – промолвила Маха.

– Ууу, мне нравится, – сказала Бабд. – Я так банши скажу.

– Не то же самое, – отозвалась Маха, качая тенистой головой.

– Ну, – подтвердила Немайн. – Крови нет.

– Бабочки, – промолвила Бабд. – Бэ. – И содрогнулась так, что даже в теневом ее облике перья встопорщились от отвращения.

Для Майка Салливэна четверг походил на любой другой рабочий день в том, что Майк встал, оделся и поехал на мост. Только этот четверг все-таки немного отличался – тем, что обратно Майк уже не поедет. Его разбудил стук в дверь, и, когда он открыл, худая женщина с суровыми светлыми волосами уронила к его ногам спортивную сумку.

– В вас сколько – где-то сорок? Длина? – спросила она вместо “здравствуйте”.

– А? – уточнил Майк.

– Размер пиджака.

– Ага, сорок.

– Ну, у меня тоже, – сказала она. – На самом деле тридцать восемь, но мне нравятся подкладные плечики. И в талии убирать немного приходится.

– Ладно, – сказал Майк.

– Я Джейн. Буду вашей новой сестрой.

Майк пожал ей руку.

– Зайти не хотите?

– Не, надо бежать. Я в ловецкой команде. В сумке ко-жа для мотокроссов. Хотя не настоящая кожа, какая-то пуленепробиваемая ткань. Ее мой брат раньше носил. Вам должно подойти. Если тесновато будет – хорошо, кости не разлетятся.

Внезапно Майк проснулся. Подействовала фраза “кости не разлетятся”.

– Там пластины на позвоночнике, локтях, предплечьях и коленях. Все должно уместиться вам под робу, и будет незаметно. Еще я положила шлем байдарочника…

– Нет, – сказал Майк.

– Послушайте, я просто стараюсь, чтоб вас не сильно перемололо.

– Шлем я не надену.

– Вы ж на работе каску носите, правда?

– Да, но.

– Прекрасно, наденете и это.

– Хорошо.

– Так, еще в сумке пятифунтовый бумажный пакет песка. Вам надо будет швырнуть его сразу перед тем, как прыгнете. Учтите – сразу же перед прыжком. По сути, прыгать вы будете в дыру, которую мешок проделает в поверхности воды.

– Как я незаметно пронесу пятифунтовый мешок на мост?

– Вы обед с собой носите?

– Ну да, но…

– Сегодня обед вам не понадобится. Вместо него возьмите песок. Если все пойдет как надо, просто вырубитесь и утонете.

– Как-то зло вы со мной разговариваете с учетом – всего… – Майк осознал, что с тех пор, как возникла на пороге, она ни разу не посмотрела ему в глаза. А вот – теперь – взглянула.

– Я просто пытаюсь с этим справиться, а, Майк? У меня в голове не укладывается то, что вы для нас делаете, и поэтому мне проще вас считать каким-то случайным чокнутым парнем.