– Сынок, я те скажу щас такое, чего те никто на свете больше не скажет: у тя души нет. И про будущее те я тож скажу: душу ты се никогда не оттыришь, если всегда буешь в людях говнишко не ценить.

Глаза у Ивэна принялись закатываться, и желтый мужик затряс его, как тряпку, покуда тот не вернулся на место.

– Сам ты никакущий, Ивэн, и какущим нипочем те не стать, ежли страсть ни к чему не явишь. Те туточки надо полюбить что-нибудь. Те туточки надо что-то ненавидеть. Те надо туточки что-нибудь хотеть. А ссать на страсти других, птушта ты хочешь выпендриться, – от этого ты только трус. Сучонок ты. – Трях. Грох. Круть[41]. – Ты ничё не любишь, Ивэн. Ты мне ни к чему. Ты никому ни к чему. Вообще-т я тя щас придавлю. Попрощайся с белым светом, Ивэн.

– Стойте! – выдохнул тот.

– Чего стоять? Ничего туточки нету. Я тебя придавлю иронически, Ивэн, чтоб тебя сильно не таращило. Чтоб ты чутка прижмурился, Ивэн. – Он подпустил ему немножко воздуху.

– Кое-что я люблю! Я кое-что правда люблю.

– Да ну?

– Моего котика – Циско.

– Циско? В честь бандита?

– В честь компании сетевого оборудования[42].

– Ага, вот уж верняк я эбанамата этого придавлю! – поведал желтый потолку, всего в одном “аминь” от проповеди.

– О нем некому будет позаботиться. Соседи у меня в доме отвезут его в приют, а там его усыпят.

Желтый ослабил хватку.

– Ивэн, ты только что сказал туточки что-то такое, что было не про тебя?

Ивэн, как мог, кивнул.

– Где срань, которая была в этой витрине?

– У Свежа где-то. Утром, когда я пришел на работу, ее уже не было.

– Так те скажу, Ивэн, – я те кой-чего подарю. Дар страсти. У тя страсть теперича найти ту срань, что была в этой витрине.

Желтый отпустил его. Ивэн рухнул на стеклянную горку, переводя дух. Мужик в желтом сунул руку себе в жилет, извлек визитку и швырнул на стойку.

– Объявится срань – звякнешь по этому номеру.

Ивэн кивнул.

– И больше ничего ты про эту встречу не знаешь, Ивэн. У тебя страсть найти эту срань и позвонить по этому номеру. Ты никого не видал, никого не слыхал, даже не знаешь, откуда у тебя эта карточка.

Ивэн кивнул.

– И побрей себе шею, ебена мать. – Желтый вытащил из нагрудного кармана шелковый платок и, выходя из лавки, вытер себе удушающую руку. – Мерзопакостное это говно.

Колокольчик над дверью лязгнул, Ивэн поднял голову и удивился, что в лавке никого нет. Все утро никто не заходил. Ну и хорошо, а то у него уже горло что-то побаливает.

– Готово, – сказала Одри. Она открыла глаза и огляделась.

– Что готово? – спросила Джейн и оторвалась от телефона как раз в тот миг, когда из гряды тумана над ними стремглав вылетел темный силуэт. Два предмета взрывно ударились о воду футах в пятнадцати от лодки – Пах! Пах! – ввысь взметнулся фонтан воды и распределился вокруг и на них.

– Ебическая сила! – проговорила Джейн, глядя в воду.

– Одри, вы можете мне это передать? – произнес Мятник Свеж, показывая на большой серый чемодан на корме. На голове у него уже была ныряльная маска. Он хлопнул по кнопке на своих часах.

– Ебическая сила! – произнесла Джейн.

Одри встала, схватилась за ручку чемодана и, размахнувшись, метнула его дылде, который обошел штурвальную колонку и установил чемодан на носу.

– Что в нем? – спросила Одри.

– Сосуды души, – ответил Мятный. – После Кавуто я решил от себя их не отпускать.

– Ебическая сила! – повторила Джейн, все еще не отводя взгляда от того успокаивавшегося места, где Майк ударился о воду.

– Джейн! – произнес Мятник Свеж. Та стряхнула с себя изумление и посмотрела на него. – Нам нужно в воду.

Джейн покачала головой.

– Слишком сильное течение, кто-то должен управлять лодкой. – На ней был гидрокостюм под желтой “гортексовой” штормовкой, которую она отказывалась снимать ввиду того, что не была довольна своей попой.

Мятник глянул на Одри – и та покачала головой.

– Отлично, откидывайте купальную платформу, Одри, – произнес Мятник. Он опять обогнул штурвальную колонку – ласты его занимали теперь то место, где раньше сидела Одри, – сел на планширь, после чего опустил маску, сунул в рот мундштук и спиной опрокинулся в воду. Сделал один вдох на поверхности и нырнул, – ласты его взметнулись из воды вертикально, словно хвостовой плавник ныряющего кита. На мосту завыли сирены.

– В этой мотоциклетной коже пены хватит, чтоб его на поверхность вытолкнуло, – произнесла Джейн. – Правда же?

Одри пожала плечами… кто ж его знает?

Джейн поелозила лодкой, чтобы далеко не отходить от места нырка. Без единого слова Одри протянула руку за борт и разложила купальную платформу из алюминия и тика – на уровне воды рядом с большими моторами образовалась пристань. Джейн вытащила из-под колонки рюкзачок с дефибриллятором и протянула его Одри.

Они наблюдали, как вода пузырится там, где упал Майк, – выискивали хоть какие-нибудь признаки движения. В глубокой зеленой воде поднялась тень, и на поверхность из глубины вынырнули головы. В воздух ударил гейзер морской воды – это Мятник Свеж прочистил себе трубку. Огляделся, засек лодку, после чего подцепил Майка изгибом руки в локте за подбородок и погреб к ним.

– Спинодержатель, – сказала Одри. Она еще была в своем монашеском облачении из желтого и свекольного шелка, и его теперь трепал холодный ветер.

К поручням штурвальной стойки был принайтовлен спинодержатель из оранжевой пластмассы. Джейн расплела узел и одним концом протянула устройство Одри, которая перехватила его за одну из многих завязок. Вдвоем они опустили его за борт и стали ждать. Мятник Свеж добуксировал вялое тело до спинодержателя и втолкнул Майка на него, пока Джейн и Одри удерживали устройство. Затем дылда обхватил нейлоновым концом грудь Майка, другим оплел ему ноги, после чего подплыл к купальной платформе, куда и забрался сам. Сел, дал себе очень короткую передышку, стащил ласты и швырнул их в лодку. После чего встал, перегнулся за борт и схватился за спинодержатель.