Каждый, пока не увял

ещё цвет его юности милой,

Много несбыточных дум носит в незрелом уме;

Мысли о старости, смерти грозящей

его не тревожат,

Нет до болезней ему дела, пока он здоров.

Жалок, чей ум так настроен,

кто даже подумать не хочет,

Сколь ненадолго даны

смертному юность и жизнь!

Ты же, постигнувший это,

ищи до конца своей жизни

Благ, от которых душе было б отрадно твоей.

— О чём ты говоришь, Симонид Кеосец? Что это за блага, которые нам следует искать? — спросил Леонид.

— Каждый видит это по-своему. Один упивается любовью к женщине, другой вином, третий предаётся обжорству, четвёртый копит деньги. Но есть блага, которые наполняют душу неувядаемой радостью и не тускнеют от времени и превратностей судьбы.

— Ты говоришь о доблести?

— Да, она единственное безусловное, неизменное, нетленное благо, к которому нам всем должно стремиться. Всё остальное — пепел и тлен. Всё прах в мире вещей… «Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков…» Это сказал великий Гомер. Все наши стремления, желания, планы разбиваются о неизбежность. Мы всего лишь игрушка в руках богов или судьбы. Как щепка, носимая по морю, мы плывём по воле неведомых нам сил в бурных волнах жизни. Только доблесть даёт человеку силы противостоять этой безжалостной игре и стоять незыблемо, как скала.

Утром люди поднялись и, освежившись в море, снова отправились в путь. Так они шли ещё два дня, пока не достигли пределов Фессалии. Их встречали и провожали хмурые взгляды. Жители селений прятались в домах. Войско шло по полупустынным улицам городов и деревень. У Леонида заныло сердце. Так не встречают защитников. В воздухе пахло предательством.

Ещё два дня пути. Они повернули налево, море скрылось от них. Вскоре отряд вошёл в Темпейскую долину, которая представляла собой широкий коридор между двумя горными цепями. На севере, на границе с Македонией, возвышалась гора Олимп. Напротив — стремительная Осса[16]. Как два часовых, они будто охраняли вход в Грецию, образовывая между собой Темпейскую долину, славившуюся живописностью своих горных пейзажей и буйной растительностью, какой не встретишь в южной части Эллады. Благодаря обильному орошению страна отличалась плодородием и могла прокормить значительное население. На превосходных горных лугах паслись прославленные конские табуны, из которых составлялась известная фессалийская конница — главная военная сила страны. Вдоль Темпейской долины протекает река Пенея, несущая свои воды из нижней Македонии в Фессалию. Её прозрачные голубые воды стремительно неслись им навстречу. Южанам было непривычно видеть такое обилие воды и буйство растительности. Это был поистине благословенный край с множеством рек, ручейков, озёр. Зелёные склоны гор причудливо меняли очертания при каждом повороте, открывая новые долины, расщелины, скалистые утёсы с живописными водопадами и ключами.

— В таком красивом месте даже умирать не хочется, — сказал Леонид Мегистию. — Так бы и любовался этой красотой всю оставшуюся жизнь.

— Да, земля здесь плодородна и обильна. Она похожа на вашу Мессенскую равнину.

— Мессенская равнина — плодородна, спору нет, и живописна по-своему, отовсюду там можно видеть море, но она открыта всем ветрам, а Фессалия со всех сторон окружена горами. Её земля способна прокормить всё население Греции.

Вечером они уже вплотную подошли к Македонии. В тот же день по предложению Фемистокла военачальники собрались на совет.

Первым слово взял Фемистокл.

— Я думаю, что позиции здесь достаточно выгодны, чтобы удержать персов от вторжения в Грецию, — начал он свою речь.

— Здесь нас всех раздавят как котят, — перебил его довольно грубо спартанец Евенет, — место слишком открытое. Нам не удержаться здесь долго. Другое дело Фермопилы. Я отлично знаю этот проход. Достаточно починить стену, и можно там держать персов хоть до зимы. Им не пройти там. Их многочисленность будет только им во вред.

— Наше мужество способно творить чудеса! — блеснув гордо глазами, сказал Фемистокл. — Что такое нестройные толпы варваров против отлично тренированных, хорошо обученных гоплитов, свободнорождённых граждан, защищающих свой дом?

— Это все красивые слова, Фемистокл, — парировал Евенет, — не стоит недооценивать персов. Они покорили весь мир.

— Но до сих пор они сражались с такими же варварами, как они сами. Никогда ещё они не получали отпор от настоящих мужей.

— Гвардия «бессмертных» ничуть не хуже многих наших воинов. А персидская конница — лучшая в мире. Здесь же, в Темпейской долине, достаточно места для всадников. Я тебе расскажу, что будет, хоть я и не пророк. Вначале они выпустят по нашему войску тучу стрел, камней и копий, и, не дав опомниться, пустят в ход конницу, которая сметёт наши ряды и прорвётся в тыл. Мы окажемся в кольце. Нам придётся сражаться на два фронта.

— Нам и так придётся сражаться на два фронта, — вмешался Леонид, — разве вы не видели лица фессалийцев? Алевады даже не вышли нам навстречу.

— Они обещали прибыть завтра для переговоров, — отпарировал Фемистокл.

— Я не жду от них ничего хорошего. Как только персы начнут нас теснить, они предадут нас. Самое страшное — иметь тайного врага в тылу.

Совет так и не пришёл к единому мнению. Решено было подождать прибытия алевадов. Но они не приехали, вместо себя они прислали послов. Те говорили сбивчиво и уклончиво. Общий смысл их длинных витиеватых речей сводился к тому, что Алевады не готовы оказать эллинам помощь. Их отряд будто бы в процессе формирования, и только через месяц они смогут выставить две тысячи гоплитов и тысячу всадников. Также они уклонились от обсуждения вопроса о провианте. Алевады жаловались, что у них был неурожай и самим есть нечего. Никто, разумеется, этому не поверил. Атмосфера накалялась. В разгар дискуссии прибыли послы из Македонии от царя Александра.

В пространном послании царь убеждал эллинов изменить позицию и выбрать для отпора Варвару Фермопилы. «Темпейская долина — просторна, — писал македонец, — вам не выдержать напор персов. Если бы вы видели, какие это огромные массы людей. Как бурная река, они сметут ваш мизерный отряд. Вы погубите себя и не спасёте Эллады. Лучше вам отступить и сохранить войско, чем погибнуть напрасно».

— Хитрый Александр отговаривает нас, потому что боится, что наша битва здесь может затянуться надолго, а ему придётся поневоле всё это время оказывать гостеприимство Ксерксу и всему его войску, — сказал на это Фемистокл.

— Скорее всего, так оно и есть, — ответил Евенет, — но в любом случае говорит он дело, нам не удержать Олимпийский проход. Я понимаю, Фемистокл, почему ты так настаиваешь на том, чтобы остаться здесь.