– А если нет? – задумчиво спросила Ваниэль.

«Ты уедешь отсюда. Я дам тебе денег, чтобы ты могла устроиться в любом городе, который тебе понравится. Если захочешь, я поеду с тобой. Если тебе надоели мои ласки, ты меня после Бьонгарда больше никогда не увидишь. Но ты вернешься в Лес Великого Страха только тогда, когда война закончится».

– Вот как, – пробормотала эльфка. – Ну, гм… Ладно! Хоть матери весточку передам, она ведь думает, что я правда погибла. Вокруг Бьонгарда кокон непроницаемый кем-то поставлен, мне телепатически не пробиться.

«Твои отношения с матерью – это твое личное дело», ответил Марфор. – «Ты принимаешь условия пари?»

Ваниэль потерла нос мохнатой варежкой.

– Ааа, Илу с тобой. Принимаю! – решительно сказала принцесса. – Ты ошибаешься, и ты сам увидишь это. Пойдем в лагерь, пообедаем и телепортируемся.

«У меня в госпитале еще… процедуры», – передал эльф. – «Я должен вернуться. Приходите за мной вместе с Кулумитом, часа в три, после обеда».

– Или так, – согласилась Ваниэль. – Жди нас.

Он смотрел, как гибкая фигурка спускается с холма и исчезает в лесу. Затем Марфор перевел взгляд на костер. Он почти прогорел, пока эльф разговаривал с принцессой. Тела химмельриттеров сдались огненным ласкам, обратившись в серый пепел.

Рингрин повозил ложкой в супе. Над тарелкой причудливым облачком заколыхался пар. Принц с детства ненавидел фасолевый суп. Белые тельца фасолинок казались ему личинками червяков. И даже теперь, когда Рингрин знал, как сильно то и другое различается на вкус, он не в силах был преодолеть детскую предубежденность. Сестра сидела напротив и уплетала за обе щеки.

– Скажи что-нибудь, ты же мой брат и принц, в конце концов, – произнесла Ваниэль с набитым ртом. – Огласи свое монаршее решение…

– Ну, – сказал Рингрин. – Ответ положительный.

– То есть?

– Феаноринги тоже королевский род, – произнес принц медленно.

Сестра прыснула:

– Ты меня благословляешь? Благословляешь, да?

– Ну да. А больше же некому, – ответил брат сердито. – Тинкарабан мертв, с Моруско мы не общаемся. Я проверил, все правда. Его отец – Тинголорн Феаноринг, последний из боремских Феанорингов. Крепость, где живут химмельриттеры, принадлежала отцу Марфора.

Принцесса хихикнула.

– Химмельриттеры и теперь, как выяснилось, платят ему аренду, так что он не нищий. И хватит ржать! Я согласен с Марфором, если хочешь знать. Ты великая воительница, Ваниэль, я многому у тебя научился, я же в лес мальчишкой ушел… Но ты же, извини, отливаешь при нас, как и остальные девушки отряда, а это все-таки… ну… не к лицу женщине.

Ваниэль отерла ладошкой выступившие на глазах слезы и поцеловала Рингрина.

– Спасибо, братец, – сказала она. – Не сердись, это я от нервов. Твоя точка зрения ясна и особого сопротивления не вызывает. Принцесса должна мочиться в одиночестве, в золотую или хотя бы фаянсовую ночную вазу с бордюром из самоцветов, а не под кустом. Я согласна! Но что будешь делать ты? Ты справишься?

– А что мне еще остается, – философски ответил принц и поморщился. – Отряд-то я удержу, но вот…

Рингрин взмахнул ложкой, подыскивая слова. Капли слетели с нее и попали на лицо Ваниэль, но принцесса даже не шелохнулась. Она внимательно смотрела на брата.

– Нужно что-то делать, – произнес Рингрин, стирая капли с ее щеки. – Морул Кер не успокоится, не отстанет. Один раз мы остановили драконов, но какой ценой? Север больше никто не прикрывает. Что будет дальше? Мне кажется, я понял, что хотел сказать Марфор, когда сломал моего паучка… – добавил он тихо.

– Нужно устранить источник проблем, – кивнула Ваниэль. – Не ломать лапки паучку – это бессмысленно, отрастут новые. А сломать пружину, которая приводит в движение весь механизм.

– Да, – ответил принц и сердито добавил: – Мог бы и прямо сказать, зачем портить вещь?

– Марфор же тэлери, они слова в простоте не скажут, – заметила сестра. – Он хотел, чтобы ты сам решил, я полагаю.

– О Мелькор, я бы убил дракона, – произнес принц тихо, но очень энергично. – Чихал я на то, что он император. Но я никогда не был в Рабине, я никогда из Железного Леса не выезжал. Если бы нашелся кто-нибудь… кто повел бы нас за собой… Я бы пошел. Мы все бы пошли.

– Возможно, Марфор проиграет пари и останется с нами, – задумчиво сказала Ваниэль. – Можно было бы рискнуть… Но нам нужен не он.

– Я тоже подумал о Лайтонде, – согласился брат. – Вот кто мог бы повести нас. Он уже бывал в Рабине, и в замке Морул Кера – тоже. Все говорят, что тогда дракон остался жив благодаря Королеве Без Имени. Но вот уже лет пятьдесят, как она уехала из Рабина.

– А Лайтонд – в лагере, и неизвестно, жив ли вообще, – заключила Ваниэль.

Магический шар принца, лежавший на столе, засветился. Рингрин коснулся его рукой, и брат с сестрой увидели лицо Халлена.

– Тут к нам гости пожаловали через телепорт, – сообщил партизан.

– Веди сюда, – сказал Рингрин и отставил тарелку. Халлен разорвал связь.

– Потом расскажешь, кого принесло. Ладно, я пойду собираться, – сказала Ваниэль.

Сестра телепортировалась. Принц поднялся, прошелся по землянке. Рассеянно глянул на картину с башней Светлого Всадника, и поправил ее – Рингрину показалось, что она висит немного криво.

До половины башня была сложена из целиковых, необработанных серых валунов. Дальше начиналась кирпичная кладка. Сочетание серого и алого резко выделялось на фоне оштукатуренных, аккуратненьких стен крепости. На самой верхушке башни стояла плохо различимая отсюда, снизу, статуя всадника. Он словно сиял в мрачности небес, но никакой магии в этом не было. Уж Марфору-то не надо было объяснять про свойства глоссдольского мрамора. Эльф заметил, что весь вид находится в рамке, словно картина. Эту роль выполнял дверной проем, через который бывший владелец Иглы смотрел на площадь. Взгляд сместился – тот, в чье тело Марфора забросил поисковый ритуал, вышел из двери и повернулся. Мелькнула мускулистая рука с замком в ней, темное дерево двери – дуб, не иначе – и массивные петли в виде черепов, украшенных венками из узких листочков ивы.

У эльфа потемнело в глазах. Почти теряя сознание, он выдернул из своего запястья Иглу. Руку Марфора прострелила боль. Эльф откинулся на подушку, жадно хватая воздух раскрытым ртом.

В отличие от Ваниэль, владевшей только самой простой механикой поискового ритуала, Марфору были известны и другие методики. И в госпиталь он вернулся не только за тем, чтобы ему промыли рану и обработали заживляющей мазью. Во время перевязки эльф стащил в процедурной скальпель и пинцет, и сумел при помощи этих нехитрых инструментов извлечь артефакт из перстня-кастета. Остальное было делом техники, которую Марфор совсем не хотел демонстрировать темным эльфам. Во-первых, тэлери боялся, что тот, кого он ищет, уже мертв. Ящер продлевал дни тех, кто верно служил ему. Но Разрушителю Игнату уже должно исполниться лет двести пятьдесят, а он не был чистокровным эльфом. Таким образом, последовав за душой отца Змееслава, Марфор мог умереть во время ритуала. Он знал, что рискует не только своей жизнью, но это не остановило эльфа. Марфор должен был узнать, где находится Игнат.