На четвертый или пятый день по выходе нашем из Nossi-Be была произведена впервые погрузка угля этим способом.

Как только рассвело, на «Суворове» взвился сигнал: «Начать погрузку угля».

По этому сигналу эскадра застопорила машины, кроме вспомогательных крейсеров, у которых запас топлива был достаточен для перехода через весь океан. На них была возложена обязанность охраны эскадры на то время, пока длится погрузка угля. Как ни мала была вероятность встречи с неприятелем в обширном океане, эта мера предосторожности была совершенно необходима, ибо пока происходила погрузка, эскадра оставалась совершенно беззащитной: корабли перемешивались между собой без какого бы то ни было даже намека на строй и порядок, с орудиями, закрытыми чехлами, с большими партиями команд, отправленными на транспорты для погрузки угля в мешки, со шлюпками, спущенными на воду, и т. д., и т. д. Таким образом, в случае внезапной тревоги требовалось довольно продолжительное время для приведения эскадры в порядок вообще, а в боевой – в особенности.

Поэтому, с поднятием сигнала о начале погрузки угля, наши вспомогательные крейсера расходились по разным, заранее назначенным каждому, частям горизонта, чтобы иметь возможность вовремя предупредить эскадру о появлении чего бы то ни было подозрительного.

Застопорив машины, мы приступили к спуску на воду наших крупных шлюпок, т. е. баркасов и полубаркасов и одного парового катера, в то время как наш транспорт «Китай» направлялся к нам, чтобы стать возможно ближе. Как только были спущены шлюпки, туда попрыгала заранее назначенная команда, отправившаяся под командой офицера на транспорт. Задача этих людей была насыпать углем мешки, которые потом грузились в баркасы, а эти уже буксировались паровым катером к броненосцу.

Этот способ погрузки, естественно, не мог дать блестящих результатов в смысле быстроты приемки топлива, но в наших условиях плаванья у нас не было иного выбора.

В первый день погрузки нам удавалось грузить всего по 20–25 тонн в час, но в следующие разы цифра эта стала расти, достигнув вскоре до 40 и даже перевалив за нее после того, как мы натренировались в этой работе. Быстроте погрузки много содействовал также и дух соревнования между кораблями, поддерживаемый адмиралом, установившим денежные награды команде опередившего в погрузке своих однотипных кораблей судна. В нашей серии броненосцев первый приз почти постоянно доставался «Александру III», за которым никак не могли угнаться ни мы, ни «Суворов», ни «Бородино». Как ни гладко шла наша погрузка, как ни надрывалась команда, редкий час нам удавалось показать цифру большую показанной «Александром», а в общем итоге мы всегда оказывались позади.

– Где ж за ним угнаться! – с отчаянием в голосе говорили наши матросы: – разве ж на ём люди? То ж – лошади![94]

В дни погрузки угля в океане наша эскадра представляла очень живописную картину: разбросанные в беспорядке от горизонта до горизонта корабли и между этими громадами снующие по всем направлениям маленькие паровые катера с баркасами и шаландами на буксире.

На первой погрузке мне пришлось ходить на паровом катере, буксируя от транспорта к броненосцу и обратно наши баркасы и катера. Странное и слегка волнующее чувство испытывал я, очутившись впервые на маленькой скорлупке, какой представлялся мне мой паровой катер, на мощной груди океана, который спокойно дышал огромной пологой зыбью. Когда мой катер спускался в провал между двумя валами, вся эскадра скрывалась из моих глаз, так что я видел лишь голубое, бездонное небо над собой и два зеленоватых, прозрачных холма воды впереди и сзади. Но вот моя скорлупка ползет уже куда-то вверх, и вскоре я уже на самой вершине зыби, откуда мне видны, все до одного, столь хорошо знакомые силуэты кораблей нашей эскадры, повернутые носами в разные стороны горизонта, медленно поднимаемые и опускаемые мощным дыханием океана.

Но самым волнующим моментом было без сомнения приставание к борту броненосца, который с застопоренными машинами был обычно повернут лагом к зыби. В эти моменты надо было быть начеку, так как выступающая от борта броненосца решетка сетей Булливана представляла серьезную опасность: зыбь то подымала мой катер высоко над решеткой, то опускала его под нее, сама же решетка – то сильно вздымалась над водой, то уходила под воду. Зазевайся крючковые и не успей вовремя оттолкнуться от борта, и катастрофа неминуема, что и случилось в одну из первых же погрузок с паровым катером «Сысоя Великого». Зыбь взметнула катер кверху, крючковые не успели оттолкнуться, решетка легла на фальшборт катера, ушла вместе с ним под воду, катер хлюпнул, и… только его и видели. К счастью, обошлось без человеческих жертв, ибо команда его успела перескочить на броненосец, избежав двойной опасности – утонуть и попасть на зубы кровожадным акулам Индийского океана, изобиловавшим в проходимых нами широтах.

Солнце еще не скрылось за горизонтом, как адмирал приостановил погрузку угля. Нужно было засветло успеть привести все в порядок и разбросанным кораблям вновь занять свое место в походном строе. На все это нужно было немало времени.

Плавание наше по Индийскому океану протекало довольно гладко, без каких-либо крупных, выдающихся из ряда обычных, событий. Погода нам благоприятствовала. Нас задерживали лишь частые аварии в машинах то на том, то на другом корабле, что заставляло всю эскадру уменьшать ход, чтобы дать возможность произвести нужные исправления. От времени до времени лопался буксир какого-либо из миноносцев, которых для сохранения их хрупких машин вели на буксирах транспорты. Тогда вся эскадра вовсе стопорила машины, ожидая, пока вновь заведут буксиры.

Так шли дни за днями в однообразном плавании по безбрежному океану, и эскадра медленно, но верно приближалась к Зондскому архипелагу.

Во время одной из очередных погрузок угля я был назначен с командой на транспорт «Китай». Свободная от работы и вахты транспортная команда развлекалась ловлей акулы. На солидный крюк был нацеплен большой кусок солонины и на длинном крепком конце вытравлен за борт далеко за корму. Через несколько минут томительного ожидания конец несколько раз сильно дернулся и, наконец, натянулся и задрожал как струна. Послышались радостные, возбужденные голоса:

– Готово! Пошел на лебедке! Выбирай!

На сцене появился, приняв на себя руководительство работой, пароходный боцман, уже пожилой, дюжий мужчина с мускулистыми руками и кулачищами с добрую детскую голову. Лебедка, на которую был взят конец, начала выбирать его малым ходом. Вскоре, за кормой, по тому направлению, куда уходил конец с крюком, в прозрачной зеленоватой глубине показалось огромное серое пятно. Это была медленно подтягиваемая к борту акула. Конец то ослабевал, то вдруг дергался со страшной силой и вытягивался в струнку. Когда акула была подтянута к самому борту, боцман остановил лебедку и не раньше пустил ее вновь в ход, как заметил по силе и частоте натяжения конца, что акула в достаточной степени ослабела. Наконец из воды показалась огромная плоская голова акулы.